Ирина Жиленко - Дважды два равняется одуванчику

Стирала не только мама. Было воскресенье, и во дворе стирали все. Стирать вместе, всем двором, было и веселее и легче. А главное — легче сушить. Весь двор в этот день завешивался бельём, и соседи по очереди стерегли его от мальчишек-сорванцов, от чужих людей, от козы и от машин.

День стирки был настоящим праздником для ребят, правда, только до тех пор, пока верёвки с бельём не заполняли весь двор. В этот день мамам некогда было ругаться — хоть с головы до пят залейся водой! А играли в «водяной бой» очень просто: делились на две команды, у каждой команды по два ведра, а у каждого бойца — по кружке. Командный водонос, принеся ведро воды, тут же бежал к колонке за следующим, так что воду поставляли бесперебойно, и противники вовсю поливали друг друга.

Поэт тоже вышел во двор постирать носки.

— А вот и Поэт спустился к нам с небес, — сказала Славкина мама.

Все засмеялись, но засмеялись добродушно, потому что любили Поэта.

— Дядя, а это правда, что вы бываете на небесах? — спросила Славка.

— Нет, Славочка, это преувеличение. Увы, я не умею летать, но… — Поэт наклонился к девочке и прошептал: — С небесами я в большой дружбе. Они частенько заходят ко мне в гости, и я угощаю их чаем с мятными сухариками.

Лилась вода, сияло солнце, визжали дети, лаяли, гоняясь за детьми, собаки, беззлобно поругивали детей их мамы, возле сарая лениво жужжали красивые, ослепительно зелёные мухи и с места на место с громким кудахтаньем носились испуганные куры. А посреди всей этой кутерьмы стоял Поэт и громко читал новые стихи:

Славка, мокрая с головы до ног, босая, вбежала в комнату взять большую кружку. И застыла на пороге.

Окно в комнате было распахнуто настежь в солнечный двор, и на подоконнике, горячем от солнца, сидел Тильди. Он держал в руке круглое зеркальце и пускал солнечных зайчиков в кошку Жозефину. Кошка фыркала и недовольно крутила головой, а Тильди весело хохотал.

Славка подумала: «Может, поймать Тильди сачком, чтоб он снова не сбежал от меня? Нет, ещё обидится…» Так ничего и не придумав, она просто окликнула его:

— Эй, Тильди!

Тильди оглянулся и, прокричав: «Не время, не время!» — прыгнул в хрустальную вазу на столе и исчез в ней. Только ваза ещё долго вспыхивала всеми цветами радуги.

Славка схватила вазу обеими руками и заглянула в неё.

— А ну, поставь вазу на стол, — услышала она сердитый голос мамы. — Я же запретила тебе её трогать. И немедленно переоденься, а то простудишься. И марш на солнце! Нечего сидеть в подвале.

Девочка переоделась и понуро поплелась во двор. Там уже развешивали бельё, значит, «водяной бой» окончен. Славка оглянулась на своё окно и увидела на подоконнике Тильди. Он снова пускал солнечные зайчики. Славка села на скамейку. Солнечные зайчики запрыгали вокруг, а один из них ослепил её. Весь мир будто заискрился, девочка зажмурилась…

…А когда открыла глаза — даже вскрикнула! Ветви деревьев над Славкиной головой тихо позванивали крохотными стеклянными колокольчиками. Такие же колокольчики висели и на веревках, и на стираном белье, и на карнизах раскалённых от зноя крыш. Тётя Нина лёгкой походкой плыла по двору, звеня колокольчиками, которые украшали рукава её блузы и подол юбки. Она несла таз, тоже обвешанный колокольчиками.

Хулиган Адька, который уже нацелился рогаткой в Жозефину, улыбнулся, увидев, как камешек, вылетев из рогатки, стал увеличиваться, заискрился разными цветами, потом превратился в стеклянный шар и с тихим звоном поплыл над крышами. На подоконниках раскрытых окон стояли ярко разодетые гномы и через стеклянные трубочки выдували разноцветные пузыри, которые улетали в небо.

Один пузырь опустился в коляску к маленькой Танюшке. Девочка, смеясь, вертела шар в ручках. А шар всё рос и рос. Тогда Танюшка забралась в шар, свернулась в нём калачиком и сладко заснула. А шар покачивался, позванивал и не мог взлететь, потому что Танюшкина мама привязала его к коляске золотой ниткой.

Маленький детский башмачок, который, сидя на ступеньках крыльца, чинил дядя Гриша, вдруг сделался золотым, и на концах голубых шнурков зазвенели колокольчики.

На балкон, который тоже звенел колокольчиками, вышел человек в пижаме, по фамилии Кабанов. Он хмурился и протирал глаза.

— Что за звон? — пробурчал Кабанов. — Даже в воскресенье не дадут выспаться! — И вдруг широко раскрыл глаза, увидев Танюшку в стеклянном шаре. — Этого не может быть! — сказал Кабанов. — Я ещё сплю! — И ушёл в комнату.

Тут на балкон выскочила его жена тётя Миля Кабанова в цветастом халате. Она поглядела по сторонам и тоже сказала:

— Этого не может быть!

— Почему не может быть, тётя Миля? — спросила Славка.

— Потому что не может, — возмущённо ответила тётя Миля и ушла с балкона.

Славка вышла на улицу. Что там творилось! Разрушенную сторону улицы невозможно было узнать. На домах повисли лесенки из вьюнков, а по ним то вверх, то вниз сновали разноцветные гномы. У каждого в руке было цветное стёклышко. Гномы вставляли стёклышки в окна и тут же спускались за новыми. Вот загорелось разноцветным огнём первое окно, потом — второе, третье, и вот уже весь дом ожил, засветился, раны его затянулись.

В палисадниках расцветали цветы, за окнами смеялись дети, звонили телефоны, говорило радио, высокий, чистый голос пел про море, а на скамейках судачили, вязали носки, качали коляски, лузгали семечки незнакомые Славке бабушки и дедушки. Вокруг них носились собаки и котята, куры и трёхколёсные велосипеды. На углу продавались леденцовые петушки на палочках и очень длинные конфеты в разноцветных обёртках.

— Точу ножи-ножницы! — выкрикивал точильщик, а золотые искры, летящие снопами от каменного колеса, озаряли его лицо и падали на траву, на одуванчики, на кур.

А вот и тёти Лидин папа, дедушка Светланы и Толика. Славка сразу узнала его по фотографии, которая висела в комнате у тёти Лиды. Сейчас дедушка шёл по Ботанической улице и выкрикивал: