Вацлав Ржезач - Волшебное наследство

Но они были абсолютно уверены в своих силах, эти молодцы из числа герцогских наемников, всегда охочие позубоскалить и позабавиться за чужой счет. Что за интерес прийти прямо на готовенькое, войти в услужливо открытую дверь, забрать то, что им приказано, и исчезнуть? А так они, по крайней мере, хоть немного поупражняются в своем ремесле, где осада и грабеж играют главную роль. В этот проклятый ненастный день не грех и разгуляться, изгнать из-под плащей холод, забравшийся туда вместе с пронизывающим северным ветром, отчего бы и не позабавиться, а заодно и внушить еще больше уважения к герцогу. Сделают они свое дело, и снова у горожанина отнимутся от ужаса руки-ноги — должен ведь он осознать, что желание герцога закон и нет спасения от силы его и власти.

Опершись о высокие луки своих седел, рейтары прислушивались к шуму, который производили шапочник и его помощники, возводя баррикаду.

— Ей-богу, они там вроде как не на шутку за дело взялись, трудятся-надрываются. Тащи еще, приятель, сноси в одну кучу, чтобы нам все разом размолотить.

Они отпускали свои шутки голосами хриплыми, как воронье карканье, и сами над ними хохотали. Офицер, молодой корнет, сынок одного из самых влиятельных горожан, успевшего уже изменить сенату и переметнуться на сторону герцога, спешился и стоял теперь, прислонившись к двери; он отпускал шуточки и смеялся вместе со всеми, стараясь придать своему еще молодому голосу такую же грубую каркающую хриплость.

Но вот осажденные завершили оборонительные работы. Они и впрямь уже не представляли, чем бы еще забаррикадировать дверь. К ней было придвинуто все, что вообще можно было тронуть с места. Шапочник зажег масляный светильник, его чадящий свет озарил всех троих: они стояли и смотрели друг на друга. Что теперь будет? Уйдут или станут ломиться? Тут оба кума вдруг усомнились в прочности возведенных заграждений, и Вит прочел это на их лицах.

— Отец, — сказал он срывающимся голосом, — правда ведь, они сюда не ворвутся? И зачем они вообще к нам пожаловали?

Шапочник молча пожал плечами. Его распирала злоба и мучила неопределенность. Что им, проклятым, здесь еще делать, как не красть?

Перед герцогскими рейтарами трепетал весь город. Где бы ни раздался стук копыт их коней и звон их оружия, мгновенно пустели улицы, поспешно закрывались лавки и окна. И в ту злополучную минуту обезлюдела не только Короткая улочка, на которой находилась мастерская шапочника, но и все прилегавшие к ней; двери домов были заперты, ставни затворены, будто внезапно наступила ночь, а за этими дверями и ставнями спрятались напуганные горожане со своими женами, детьми, подмастерьями и прислугой; они ждали, что же теперь будет, и сердца их трепетали от ужаса.

— Ах, сосед, — вздохнул кум Матей, — я вот тут с вами, а кто знает, что у меня самого дома творится.

— Нельзя вам выходить, кум, — грустно отозвался шапочник. — Если они и к вам собираются, то стоит вам теперь нос высунуть, вас тут же и сцапают. Впрочем, они редко наведываются в два места сразу.

Кума Матея успокоить было нетрудно. Был он человеком по сути своей добродушным. Возможно, ему никогда и не случалось приходить в отчаяние, а если и случалось, он брал себя в руки и вновь был полон отваги и надежды на лучшее. Тишина на улице казалась ему добрым знаком. Он почесал новую шапку, за которую еще не заплатил и которую в суматохе забыл снять, и сказал:

— Похоже, они ушли. Сосед, а может, напрасно мы так перетрухнули, у них, может, и в мыслях ничего дурного не было.

Но шапочник не думал, что его тревога безосновательна. Он знал, что его считали человеком рассудительным, ведь к голосу его некогда прислушивался и городской сенат. Но так было раньше, до того как власть в городе захватил герцог Густав.

— Просто так они не приезжают, и добра от них ждать не приходится. У них один резон — кулак, а то и приклады мушкетов пустят в ход или эфесом сабли отделают. Давно ли Якуба из Ямы ограбили? На прошлой неделе. Забрали двадцать бочек молодого вина, пятнадцать центнеров шпига, шестьдесят голов сыра, тридцать центнеров пшена и бог знает чего еще — короче, обчистили весь подвал, забрали все, чем кум собирался торговать зиму. На четырех каретах прибыли, и Якуб до сих пор на волоске от смерти. Доктор уже три раза ему банки ставил, да все без толку.

Матей закивал было, но тут же дернул правым плечом, давая понять, что он все-таки не со всем согласен. Куму Матею претило видеть все только в черном свете.

— Якуб вел себя дерзко, — благоразумно заметил он. — Держись он чуть потише, может, ничего плохого и не случилось бы.

— С чего это ему держаться потише! — взбеленился шапочник. — Он свое добро защищал.

— Говорят, ему вручили герцогскую расписку, — возразил Матей.

— Они их всюду суют, где награбят. Да только поди-ка обменяй ее на денежки, бумажку эту, — ворчал шапочник. — Получишь тумаков вместо дукатов и в темницу угодишь на хлеб и воду.

— Они все еще здесь, — послышался голос Вита, который забрался на баррикаду и пытался выглянуть в щелку между ставнями. — Боже милостивый! — воскликнул он в ужасе. — Папенька, они собираются дверь алебардами ломать.

Не успел он договорить, как раздались мощные удары топоров и треск расколотого дерева. Кум Матей и шапочник с сыном, затаив дыхание, прислушивались к страшным ударам, сотрясавшим дом. Масляный светильник чадил, и его дрожащее пламя окрашивало лица восковой желтизной. Они стояли молча, полуоткрыв рты — казалось, они боятся друг друга.

Первым пришел в себя шапочник Войтех. Даже при тусклом освещении стало видно, как побагровело от гнева его лицо.

— Что, ломать мою дверь топорами? — завопил он. — Портить мое имущество, врываться в мой дом как шайка разбойников? И это те, которые призваны стать нашими защитниками? Сейчас я с ними разделаюсь!

И шапочник скрылся в дверях, которые вели из мастерской в дом.

— Что он хочет делать? — пробормотал кум Матей. — Надеюсь, ничего безрассудного. Что он хочет предпринять против целого отряда головорезов?

— Не знаю, — ответил Вит дрожащим голосом. — Ах, крестный, мне страшно. Ведь нас тут всех поубивают.

— Да не убивать они пришли, — мрачно ответил Матей, — они грабить пришли. Только грабят они так основательно, что, кто знает, может, оно и лучше, если бы просто пристукнули.

— Ой, крестный, нет! — воскликнул мальчик и прильнул к тому, кто некогда держал его, младенца, при крещении на руках. — Что угодно, только не смерть. Ну, обчистят нас, так мы ведь снова работать будем и все наживем. А у мертвого, кроме ямы в земле, впереди ничего и нет.

Читать дальше