Александр Попов - Взрослые сказки

Острый топор от крови тупеет, железо от нее свойства свои теряет, в землю проваливается каяться, молиться до тех пор, пока золотом не обернется. Люди добрые потом им иконы в церквях украшают, злые на себя его вешают.

Их хоры так хороши, что краше ничего на свете нет и быть не может. Так поют: снега, дожди и листья.

Люди все вместе петь не могут.

На этой части Земли человечество всё валяется и валяется, а встать не может. Вероятно, думает, что в лежачем состоянии оно к горизонту ближе.

Я не могу пожать Вашу руку, жму Вашу книгу и жду следующей.

Подписка о невыезде – как пропуск в зоопарк.

Украли «с», соединили «у» с «казкой».

Остались одни указки.

География у нас такая большая,

что история постоянно плачет.

Когда они поврозь – это свобода. Когда вместе – это любовь. Когда то вместе, то поврозь – это аплодисменты.

Я потерял ее в шестнадцать, когда увидел в паспорте печать на своем лице.

В середине прошлого века в этом городе родители меня нарисовали. В новом веке этот город стирает меня.

Жизнь оказалась хорошим лекарством – я не летаю.

У них: Инь и Ян.

У нас: Сон и Явь.

Явь – яд.

Сон – согласие с собой.

– Почему твои желания сбываются чаще?

– Ты на чем загадываешь?

– На падающих звездах.

– А я на снежинках, на каплях дождя…

С возрастом руки, ноги, грудь, живот теряют себя в размерах, а головы´ становится всё больше и больше. Под конец жизни ощущаешь себя шариком воздушным.

Один укол – и лопнул.

«Далеко не все своим годам соответствуют. Далеко не все достойны своих седин». Вопрос приснился, ответ Бунин подсказал: «Ибо на каждую новую весну нужно выбирать и новую любовь».

У меня ум на другую букву.

Он давно ко мне не приходит в тот самый день, в тот самый час. Поначалу огорчало. Потом подумалось – и пришло решение встречать его каждый день в году. У всех он первоянварский, у меня – и второфевральский, и восьмоапрельский, и двадцатисемииюльский… Шампанское, конфеты, мандарины наготове, от елки отказался. Выручают розы. И колючки в наличии, и разнообразие цвета на зеленом фоне имеется. Ежедневное ожидание Нового года стерло уныние с лица.

В пространстве не укроешься, Земля, она круглая. А во времени есть уголок: лежу в окопах первых дней января, здесь самое безопасное место года.

Ощущаю себя бомбой без мозгов.

Не знаю, где и когда взорваться.

Между птицами и людьми Господь остановку соорудил и назвал ее верблюдом. Хочешь – в птицу возвращайся, хочешь в человека – дальше иди.

Герб моего города – верблюд.

Птицами не захотели быть и до людей не дотянули.

Если не видно ни того и ни этого берега, и ты еще не на дне, значит имя твое – Остров.

Все всё знают, а я их не знаю. В этом мое всё.

У жизни две руки.

Левая – жена.

Правая – перо.

После шестидесяти начинается второй час жизни. Мне четыре с половиной года. Я еще не умею читать, поэтому пишу сказки.

И Земля когда-то думала, что Солнце вокруг нее, и я не избежал земной ошибки. Спасибо Копернику за первый шаг. Дальше проще: сколько елок новогодних, столько осей у мира.

«Спасибо» – Санкт-Петербург всех слов.

Город – дерево. Улицы – ветки. Люди – листья. Что ни вечер, то осень.

Город – клетка. Улицы – прутья. Я – им птица.

Люди ловят их. А я песни пою.

У меня не было зеркала. Когда умерла мама, купил, еще не зная, зачем. Уходя из дома, гляжусь в него, и возвращаясь, смотрю. Я похож на маму.

В детстве сказки длинные-длинные, как сама жизнь. Каждый прожитый год понижает их в росте, в весе до смысла слова доводит, после которого кто-то…

Как стал изгоем? Когда? Отказался вдевать нитку в игольное ушко? Не мог подсматривать за миром, хотел жить в нем? А меня упорно заставляли быть предателем этого огромного мира? Я не предал той нитки.

Как говорил Саади: «Даже тень Птицы Хумай приносит весну, а сама она и есть счастье, а крылья ее – небо, а глаза – солнце, а клюв – луна, она улыбается им».

Говорят, когда-то на свете жил мудрец, что мог на любой вопрос ответ найти. Однажды к нему пришел юноша и спросил: «Что короче счастья?»

Мудрец задумался и умер от ответа.

– Второй шаг сделаю рукой, не ногой.

– И как это понимать?

– Как пощечину!

Добро сильные помнят, у слабых на это ума не хватает.

Бабы не только женщины, но и срока на полжизни, и камеры на полнеба.

Она всегда мечтала подрасти, а как мечта сбылась, жизнь ушла на минуты.

Ему приснился сон, что войны было на день больше, и он не вернулся из сна, фронт не отпустил обратно.

Волки не воют, они небу жалуются на нас.

День – это жизнь.

Два – уже вечность.

Любая система на вопрос: «Свой? Чужой?»,

считает за счастье обвинить не своим.

Читая Красную книгу о черных носорогах, об уссурийских тиграх, наткнулся на русских. Заинтересовался. Оказалось, они себя съели. Тигры с носорогами в зоопарках живут, русские – в Красной книге.

Система – это те сиськи, из которых молоко пить не стоит.

Мужика встретил из первобытного века. Поинтересовался, зачем он сюда вернулся. Ответ огорошил: «У вас опять на стенах писать стали, а это по мне».