Юрий Гребеньков - Тайна горы Сугомак

Когда же Соймановские прииски работу начали, то там, кроме прочих артелей, еще девичья артель песок перелопачивала. Старшим артельщиком к девкам Расторгуев Андрияныча поставил. Мужика бывалого, преклонных годов. В бороде у него черемуховую белизну купоросным цветом перебило. Считался Андрияныч незаменимым знатоком уральских горных мест. Ремеслом горщика годков двадцать уже занимался. Знал, где простой песочек богатейшим золотом взыграть может. На Андрияныче справа небогатая. Кафтан потерт от земляных работ. Немало каменной крошки его руки перекидали. По-сорочьи людская молва слухи разносила, что Андрияныч давно с тайной силой дружил. Поэтому и сквозь гранитные валуны золотые самородки видел. Даже кто-то из заводских переусердствовал. Дескать, усмотрели Андрияныча на берегу речки Серебринки. В обнимку с рыжей девкой сидел. А на девке сарафан желтый. Когда же подглядчика шорох услышали, то вместо девки водяная змея огромными кольцами в речку скатилась. Над Серебринкой после этого долго желтый туман стоял. Верный признак, где надо промывку золота вести. Расторгуевские прихлебатели, заслышав про это, и там стражников расставили. Начали пробу на золото брать. Да не успели. Серебринка на глазах высыхать начала. Ровно как специально кто-то под землю воду втянул. Через неделю от речки следа не осталось. Попробовали по высохшему руслу шурфы бить. Но сколько ни маялись — даже не сверкнуло. После такого дела на Андрияныча вовсе, как на чертозная, глядеть стали. Только сам горщик на такие речи внимания не обращал. И от других старателей ничем не отличался. Из артельного котла вместе с девками на прииске питался, хотя в кармане у него и деньги побрякивали. Порой немалые. По праздничным дням в кабаках он ими не тряс. А захудалым многодетным семьям, случалось, помогал. Только вид всегда делал, что сам-то к этой помощи не причастен. На завалинке с хозяином избенки посидит. О горемычной жизни разговор заведет. А ребятишек, как не гони, вокруг разговора старших всегда липнут. Ну и отзовет какого-нибудь парнишечку в сторону. Пойдем-ка, дескать, со мной. Интересненький камешек покажу. Только ты не забудь его отцу отдать. Ну и положит девчоночке или парнишечке камешек в ладошку. А родители глянут: самоцвету-то цена веселая. Спрашивать начнут, где взят. А детишки на Андрияныча и покажут. Глядишь, в бедняцкой семье жизнь-то, как дождливое небо, семицветной радугой просверкнет.

Когда рудничных да доменных мастеровых заставили пески перемывать, то следить за золотодобычей заводчик Чурпейку нарядил. Никому Расторгуев-то веры не оказывал. За Чурпейкой тоже два конторских соглядатая похаживало. Чем больше золота добывалось, тем сильнее жадность да злоба множились. Андрияныча тоже стали обыскивать. Отведут стражники горщика за сосновую горку и в ложке раздеваться заставят.

Андриянычу такое изгальство не понравилось. Да и при каждом досмотре у него крошки золота не обнаруживали. Горщик и решился заводчику на бесчинство надзирателя пожаловаться. Только дело-то, как колесо на оси, в худшую сторону повернулось. Расторгуев повелел и девок в присутствии надзирателя стражникам раздевать и обыск производить. Те и возмутились. Что-то вроде девичьего бунта устроили. Ночью стражников разоружили. Конторский сарай подожгли. С прииска сорвались и по домам тронулись. Чурпейка от девичьей мести в таежном буреломе отсиделся. Дня через три вернули девок обратно. Силой вернули. Начался хозяйский суд да расправа. Андрияныча за главного зачинателя бунта посчитали. Чурпейка на него первого пальцем ткнул. И в наказание на рытье золотоносных шурфов бросили. Пускай камень подолбит. Скорее гонор скинет и встречь надзирательского указа не встает.

В дни-то девичьего бунта заводилой Аксютка была. Девушка тоже на промывке песков мыкалась. Аксютку последней наказывали. Ей и виц перепало больше других. Чурпейка при свисте каждой лозы кричал:

— Не верховодь! Не верховодь!

Девки потом жалели, что не нашли надзирателя. Иначе бы лошадиную голову в другую сторону повернули.

Аксюткина девичья красота была с калиною схожа. И росточком та не высока. И листья на ней не пышные. Скромно прячется от людей, склоняясь над глухой озерной заводью. Но когда, как парень с девушкой, наш горный край с весной встретятся, оденется в белоснежное свадебное платье. Вековечную грусть в воде утопит. Каждым цветком засмеется. Поглядишь на нее — и остолбенеешь. От восторга ахнешь. Сколько раз по этому берегу проходил, а такой красоты не замечал. У Аксютки же еще по сравнению с другими девками коса отменной была. Черная, как вороново крыло. Даже до зелени черноту перекидывало. Если парню на глаза ее коса попадала, то, как соринка в глазу, мешала. И долго, долго сердце томлением жгла. Вот так и заприметил Аксюткину красоту парень Петруха. Словно на сухую траву упала искорка и целый пожар запылал.

Когда же Андрияныча на шурфы перевели, то напарником к нему Петруху дали. Шурфы-то зачастую тогда вдвоем пробивали. Работа на них — родная сестра каторжной. Ковыряй землю с утра до вечера кайлом да лопатой. Да жди, когда тебя на дне каменного колодца обвалом захлестнет. Петруха все же после рудника здесь себя здоровее почувствовал. Песенная удаль снова в нем заиграла. Хорошо пел песни Петруха. Даже звезды торопились скорее зажечься в небе, лишь бы Петрухин голос услышать. Андрияныч вечерами не беспокоил парня. Сам у костра хлопотал. Нехитрое варево варганил. А Петруха соловьем заливался. И песни все с умыслом. Аксютка после работы прибегала Петруху послушать.

Андриянычу любовь молодых тоже по душе пришлась. Он и не мешал им возле старательского балаганчика встречаться. После девичьего бунта заводчик еще строже порядки ввел. Стражников на прииске добавилось. За девками надзор установили, чтобы после вечернего отбоя от шалашей ни шагу. Но Аксютка ухитрялась потихоньку с милым парнем встречаться. И отговорка у девушки была припасена. Дескать, в лесу ягода поспела. Пока солнышко за горы не спряталось, за черникой в дальний ложок сбосоножила. Андрияныч девушке тоже содействовал. Как только урок надзирателю сдадут, горщик полный берестяной туесок пахучей ягоды набирал и Аксютку непременно после свидания с черникой или брусникой к девичьему шалашу отправит. Так и жили. Все трое одной тайной связанные.

Однажды Андрияныч с Петрухой работу кончили. Урок сам Чурпейка принимал. Поворчал для порядка, что зряшной земли целые короба переворочали. А все в отвал брошено. По-надзирательски побрехал по-пустому. Известно, начальство. Дескать, гора возле шурфа, а до золота и не пробились. И тут же засомневался вслух. Не утайкой ли припахивает.