Юрий Гребеньков - Тайна горы Сугомак

Настюнька меч подняла, развернула. Вскочил Фитиль с ватажниками на ноги и глаз отвести от сияния не могут. А Настюньку уже неведомая сила от них повела. Ватажники за ней, не отстают. Совы тут же летают, крыльями Фильку да его дружков бьют. А те так и прут за девкой. Очухались в лесу. Увидели свет пещерный. Встала Настюнька в ярких лучах, улыбается:

— Ну, что же вы, гости дорогие, не проходите!?

А те, как девку караулить, по ковшу браги хмельной хватили. Им бы и море — лужа, а побаиваются пещеры-то. Один Филька самопал с плеча сдернул:

— Ну и войдем, не спросимся.

Сказывали люди, тогда пещера как один зал была. Золотой стол, весь каменьями изукрашенный, в самом конце пещеры разными кушаньями поуставлен.

— Садитесь, — приглашает Настюнька, а сама улыбается по-прежнему.

Озираются ватажники. Но, как и Филька, за стол садятся.

— Давайте, сваты, угощайтесь, а о деле потом, — говорит им Настюнька.

Шестерым кусок в горло не лезет. Боязно им под землей-то. Только Филька хорохорится изо всех сил:

— Силком тебя замуж возьму!

Настюнька и рассмейся:

— Ну, как за тебя, Фитиль, замуж идти, коли ты и половика-то в руках удержать не можешь, — сказала эдак, а Филька и вскипел. Вскинул он самопал и выстрелил в грудь девке. И упала Настюнька, как подрезанная литовкой травинка.

Вздохом каменным огласилась пещера. Страшным криком вскричал Сугомак. Молниями огненными поразил ватагу. Стенами каменными отгородил их от мира.

Запечалился Сугомак, и поныне плачет. Видно, тоже крепко полюбил он ту девку. Слезы его капают с потолка пещеры, а где-то в седьмой комнате стол стоит золотой, изукрашенный, и за тем столом семь «гостей». И лежит там девка красоты неописанной.

Слыхивали люди в то время грохот в горах. Семь раз громыхнул Сугомак обвалом каменным. Рвались в небе молнии, всю ночь ливень шумел — то оплакивал Сугомак Настюнькину смерть.

Ослепли от молний совы, вылетели из пещеры и с той поры летают в ночной темноте, и пугают людей, и шарахаются от них.

Лапоть от лаптя узором отличается. Бывало, один и тот же мастер плетет, а одинакового узора на лаптях не выходит. У одного прошивочка еле заметная пущена, а у этого нет. Тут плетенка пошире, тут поуже. Хороший мастер стремится сплести лапти так, чтобы у лаптя своя красота была. Для ноги мягкость, тепло и удобство.

Раньше мастеровой люд с малолетства умел лапти плести. В каждой семье кто-нибудь эту обувку изготовлял. Но на Каслинском заводе лучшим мастером по этому делу Степку Торокина считали. Он многих по плетенке-то обошел.

В иной многодетной семье больше десятка ребятишек, и каждому обувку подавай. Глава семейства на такую ораву сам наплестись не может. Заводская работа время отнимает. И на домашность его много тратится. Плетенку-то для лаптей запасти — вовсе дело нешуточное. Подходящие липы надо в лесу подсмотреть. К сроку лыко снять. В озере замочить да высушить. Работы, считай, непочатый край. А цена лаптям грошевая. Мужику вроде бы неудобно самому к Торокину с лаптежным заказом пойти. Мастеровой женке и скажет:

— Закрутился я, хозяюшка, в работе. А ребятишки без обувки. Сходи к Степану да каждому по паре лаптей закажи. Пускай сделает.

Женка и отправится к Торокину. С парнем о цене срядятся. Глядишь, недели через две вся семья в лапти обута.

Не от хорошей жизни молодой парень лаптежным ремеслом занимался. У Степана на обеих руках по три пальца не хватало. А потерял он их так.

Отец-то у Степана Торокина в пугачевском войске большим атаманом был. За народное дело да заветную волю сражался. Степанова мать вместе с мужем тоже во всех военных походах бывала. Родители мальчонку с собой возили. Пристроить-то некуда.

Однажды попал пугачевский отряд в засаду. Отца в бою пуля сразила. А мать с мальчонкой в плену оказались. Нашелся какой-то прохвост и царицину генералу на них указал. Дескать, вот она, атаманова-то семья. Мальчонке по приказу генерала на каждой руке по три пальца отрубили. Окровавленного к матери привели. Та от такой жестокости умом тронулась. Ну и отпустили юродивую с калекой на все четыре стороны. Степан с матерью к Каслинскому заводу и прибились. А Степанова работа мастеровым огненного дела по душе пришлась. Прижился парень в Каслях. Собственным ремеслом стал промышлять.

Только всегда не по себе становилось Степану с лип лыко обдирать. Казалось ему, что точно так же с живого человека кожу снимают. Нельзя ли для своего дела другой материал подыскать? Слыхивал он, что есть на Урале камень, из которого, как из льняной кудели, можно нитку тянуть. Парень собрался на поиски камня в Вишневые горы. За больной матерью посмотреть соседей попросил.

Целое лето в горах пропадал. Все скалы облазил. Все корневые выворотни пересмотрел. Наткнулся на подходящий камень.

Степана совсем было в Каслинском заводе потеряли, как он в свою избушку заявился. А вскоре соседей новинкой удивил. Из каменной кудели лапти вышли не хуже лыковых. Можно было в Степановых лаптях по лесному опалу ходить и ног не обжечь.

О диковинных лаптях Степана до каслинского приказчика молва докатилась. На приказчиковой службе в те годы Дородыч состоял. Мужик из себя, что медведь. Волосат и космат. Кривоног и отменно брюхат. Вместо ума в голове ветер шебаршит. Богат слабоумием, да зато, как пень, упрям. Вобьет в голову какую блажь, кувалдой ее оттуда не вышибешь.

Едва мастеровые о каменных лаптях заговорили, решил Дородыч их заводчику показать. Мастеровые его надоумили: нельзя ли лапти для огненного дела пользой обернуть?

У заводчика дочь на выданье была. Сама из себя красавица, а нравом, как деготь. Мастеровых сама била. Часто батюшку просила, чтобы тот ей для развлечения кого-нибудь провинившегося доставил. Людей мучить у нее в привычку вошло. Бывало, соберется по-нарядному. На холеные руки белые перчатки наденет. В перчатку медный наладошник положит. И лупит мастерового тем наладошником. Кругом хозяйские обережные стоят. Радуются кровавой потехе. Попробуй отпор окажи! Плетями да палками забьют. Или с цепей свирепых собак спустят.

По осени каслинский приказчик с лаптями из каменной нитки к заводчику во дворец заявился. В господском саду дворники листья опавшие жгли.

О приезде приказчика барину доложили. Дородыч о заводских делах полный доклад представил. Потом заводчику о новой обувке рассказал. Тот сразу слугу кликнул. Велел ему каменные лапти обуть и по огненным садовым кострищам пройти. Слугу, конечно, в оторопь бросило. Но ослушаться не посмел. Обулся в лапти — и в костер. Сперва-то боязливо по угольям вышагивал. Потом осмелел. По-резвому забегал. Не горела в огне каслинская обувка, а только белой, как снег, делалась.