Николай Никулин - Сказки народов Азии

— Ты все еще почиваешь? А я уж из дворца воротилась. Двенадцать зверей выбрали, чтобы по ним счет годам вести, и я среди них первая!

Удивилась кошка, раскрыла широко глаза и спрашивает:

— Отчего же ты меня не разбудила?

— Забыла! — как ни в чем не бывало ответила мышь.

Разозлилась кошка, усы у нее встопорщились, как закричит она:

— Ах ты негодница! А я-то тебе поверила, уснула, ни о чем не тревожась! Не ты ли обещала меня разбудить? Я знаю, ты хотела навредить мне! Ну, погоди! Я с тобой рассчитаюсь!

Мышь вины за собой не признала и говорит:

— Что зря шуметь! Не разбудила — значит, не захотела. Это уж мое дело. Я тебе не служанка!

Кошка так и вскипела: задышала тяжело, оскалила зубы, бросилась на мышь и перегрызла ей горло — мышка только пискнуть успела да дернуть задними лапками.

С тех пор кошка да мышь лютые враги.

А теперь расскажем о петухе. Вернулся он домой грустный-прегрустный и думает: «Нефритовый владыка потому дракона впереди меня поставил, что рога у него на голове были мои». И решил петух непременно отобрать у дракона свои рога.

Подошел он к пучине, видит — дракон весело резвится в воде. И сказал тогда петух дракону очень вежливо:

— Братец дракон! Верни мне, пожалуйста, мои рога!

Дракон удивился и ответил с достоинством:

— А, это ты, дядюшка петух! Да зачем тебе рога? По правде говоря, ты без них куда красивее. А мне твои рога уж очень кстати!

— Кстати они тебе или некстати — неважно, — невесело сказал петух. — Раз взял, надо отдать.

Дракон ничего не ответил. Подумал немного, потом почтительно поклонился петуху и говорит:

— Ты уж не взыщи, дядюшка петух, время позднее, пора и отдохнуть. А о рогах мы в другой раз поговорим.

Не успел петух и рот открыть, как дракон под водой скрылся. Разъярился тут петух, захлопал крыльями и как закричит во все петушиное горло:

— Братец дракон, отдай мои рога! Братец дракон, отдай мои рога!

Но дракон уже крепко спал на самом дне пучины и ничего не слышал.

Долго кричал петух, охрип и совсем из сил выбился. Делать нечего. Решил он отыскать сороконожку. Ведь она тогда за дракона поручилась.

Отыскал петух сороконожку на груде камней, рассказал ей все по порядку и попросил:

— Госпожа сороконожка, вы же поручились за дракона, заставьте его вернуть мои рога!

Подняла сороконожка голову, помолчала немного и говорит:

— Вернет тебе братец дракон рога. А не вернет — так ничего не поделаешь. Сам посуди, не могу же я найти его на дне пучины!

Петух от злости даже покраснел.

— Какой же ты поручитель! Нечего тогда соваться в чужие дела. Беда случилась, а тебе хоть бы что!

— Не возводи, дядюшка петух, на меня напраслину, — стала оправдываться сороконожка. — Ты сам отдал дракону рога. А я просто так за него поручилась. Кто бы мог подумать, что братцу дракону доверять нельзя? Знай я это раньше, не стала бы за него ручаться.

— Что же теперь делать? — спросил петух, смиряя гнев.

— Я ведь сказала: ничего не поделаешь. Признай, что тебе не повезло, если дракон так и не отдаст рогов. Сам виноват. Прежде чем отдавать, надо было хорошенько подумать.

— По-твоему, я сам виноват? — Петух выпучил глаза, выпятил грудь и стал наступать на сороконожку.

— Сам виноват, сам виноват, надо было хорошенько подумать, — ни жива ни мертва твердила сороконожка.

Еще больше покраснел петух, вытянул шею и клюнул сороконожку. Раз-другой мотнул головой, сороконожку живьем проглотил.

С тех пор петухи каждое лето клюют во дворе сороконожек. А по утрам, только начнет светать, кричат во все горло:

— Лун-гэгэ, цзяо хуань во! Братец дракон, отдай мои рога!

ышла однажды горная мышь прогуляться и повстречала на дороге городскую мышь. Разговорились мыши и очень понравились друг дружке. С того дня стали они закадычными друзьями.

Говорит как-то раз горная мышь городской:

— Сестрица дорогая, ты, наверно, сыта по горло городскими яствами. Пойдем ко мне, угощу тебя на славу! Отведаешь свежих, сочных плодов!

Обрадовалась городская мышь и, не раздумывая, согласилась. Привела горная мышь подругу в свою норку, достала из кладовой земляные орехи, сладкий картофель, разные ягоды, стала потчевать гостью. И так ублажила городскую мышь, что та сразу же позвала горную мышь к себе — отведать сала, сахару да печенья. А горная мышь рада-радехонька, что случай ей выдался поесть дорогих лакомств.

На другой день пустилась горная мышь в путь. Ее подруга жила в подполе лавки, и у нее всегда было вдоволь всякой вкусной еды. Мыши поболтали о том о сем, вылезли из подпола, закусили сальцем, сахарку погрызли. Наелась-натешилась горная мышь. Вдруг видит, стоит в углу большой глиняный чан.

— Сестрица, а сестрица, — окликнула она подружку, — а там что, в чане?

— В чане? Масло. Вкусное, жирное, только много его не выпьешь. Отведай, если охота!

Уж так насытилась горная мышь, что дальше некуда, да как не отведать масла? Попросила она подружку покрепче держать ее зубами за хвост и в чан полезла. Масло желтое, прозрачное, все дно как на ладони видно.

Висит мышь на собственном хвосте, будто на веревке, масло пьет. Напилась и опять просит подружку:

— Вытащи меня наверх! Не могу больше пить!

Вытащила ее городская мышь и говорит:

— Давай-ка, сестрица, уберемся подобру-поздорову, а то как бы беда не случилась — черный кот тут недалеко гуляет!

— Да не бойся его, — отвечает горная мышь. — Уж очень хочется еще масла попить! По вкусу оно мне пришлось!

Передохнула и опять в чан полезла. А городская мышь на краю чана сидит, подружку за хвост держит.

Вдруг открылась дверь, и на пороге показался огромный черный кот. Городская мышь как закричит:

— Ой, сестрица, вылезай скорее! — и выпустила из зубов подружкин хвост.

Тун-тун! Это горная мышь в масло плюхнулась. И выплыть не смогла — очень уж отяжелела. Так и утонула.

ил в старину бедный старик со своей слепой старухой. Детей у них не было, только собака да кошка. Дружно жили собака и кошка, так и ходили друг за дружкой, как тень за человеком, и хозяевам верно служили. Уйдет старик из дому, они со старухой дом стерегут, чужого близко не подпускают. Как сокровища, берегли старики своих любимцев, не били, не ругали. С собакой и кошкой жилось им, горемыкам, не так тоскливо.

Пошел как-то старик в горы травы накосить. Идет обратно, видит, лежит на земле черная змейка, видать, оголодала, с места сдвинуться не может. Пожалел старик змейку, спрятал за пазуху, пошел своей дорогой. Пришел домой, выходил змейку, откормил. Но вот однажды говорит ей старик: