Александр Ващенко - Сказки народов Америки

Во всяком случае, так оно было на Рашен-Ривер в ту пору, когда на берегу ее поселился один фермер. Он выращивал сочную кукурузу и разводил свиней.

В первую же осень, как только кукуруза начала вызревать, на его поле забрели медведи и подчистили все до единого початка. А фермер-то прикидывал: часть кукурузы он продаст, остальной будет свиней откармливать, тоже на продажу, конечно.

Ох и рассердился он! Просто-таки из себя вышел. И всякий раз, как пойдет в поле, увидит голые стебли без пухленьких, желтых початков, так из себя выходит и назад в себя никак прийти не может. Он твердо знал, что это медведи, потому как следы их ясно виднелись на земле. Но вот загадка: медведи кукурузу-то не ели, а с собой уносили.

Дальше — больше, за кукурузой стали пропадать сами свинки. Фермер прямо-таки обыскался — туда, сюда, все надеялся хоть ихние косточки отыскать на том месте, где косолапые лакомились окороками. Но ни единой не нашел. Даже жалкого хвостика.

Как-то раз ему почудилось, будто визжит кто под деревом. Подошел, а это вовсе и не визжит, а мяучит: видно, какой-то кот свое «мяу» промяукал да и забыл тут. Чуть с ума не спятил бедный фермер, хотя пятить-то особо было не с чего. И вдруг напал на след, ведущий прочь с его кукурузного поля. След этот вилял зигзагом сначала меж кукурузных полос, потом поднимался на холм и, наконец, спускался к лесочку милях в трех от поля. След был медвежий, ни чей другой, потому как только косолапые так косолапят.

Прихватил фермер свое ружье, вскинул на плечо и зашагал к тому лесу. Подходит и слышит: вроде как медведи ворчат, пыхтят. Поближе подкрался. Вот те на! Медведей сотня, не меньше, и все за работой. Да за какой! Строят свиной хлев из павших стволов да толстых веток и загоняют в него его собственных призовых свинок! Одни медведи строят, другие полные охапки кукурузных початков таскают, хряков его подкармливают.

Что и говорить, косолапый не промах, для себя, значит, запас на зиму готовит! Ну и умные бестии эти медведи! Куда ему с ними тягаться!

Повернулся фермер и пошел восвояси, ни одного выстрела не сделал. Запряг он коней, побросал в фургон кой-какие вещички и подался в другие места. Говорят, будто он завел ферму в горах, стал из гальки валуны выращивать, чтоб подправить местный пейзаж в Скалистых горах иль в Колорадо, точно не знаем.

А медведи взялись его старой фермой управлять. И преуспели поначалу, а потом уж больно разъелись, обленились и, чуть что, в спячку заваливались. Медведи, дело известное, все зимние месяцы в году спят без просыпу. А эти медведи спали и зимой, и весной, и осенью. До того дошло, что даже летом заваливались спать, пока не заснули на веки вечные. Может, потому в Калифорнии и не найти больше умных медведей?

амая удивительная из всех змей, каких знало человечество, была гремучая змея, которая приползла однажды поздно вечером на железнодорожную станцию в низовьях Миссисипи. Служащий этой станции — назовем его, ну, хотя бы Джонас Джаг, ибо это имя не хуже любого другого, — оставил дверь на ночь приоткрытой, чтобы тянуло прохладным ветерком с реки.

Как сам он рассказывает, работа в тот вечер просто замучила его, вздремнуть удавалось редко, какой-нибудь разок через каждые пять-шесть минут, не чаще. И вдруг он услышал странные звуки, совсем не похожие на стрекот кузнечиков, крик совы или кваканье лягушек. Джонас огляделся вокруг, вверх, вниз поглядел и у ножки своего стула увидел свившуюся кольцом гремучую змею. На хвосте у нее было столько погремушек, что пустого места не оставалось. Змея во все стороны поводила головой, разглядывая Джонаса, его керосиновую лампу и даже паутину на потолке.

Джонас не смел пошевельнуться: он очень боялся, а вдруг вспугнет змею и она по нечаянности укусит себя за хвост и, чего доброго, отравится насмерть — уж очень яду в ней было много. Он так и замер на месте, притаив дыхание, гадая, что делать дальше.

Змея развилась, так сказать, вытянулась во весь рост и поползла шарить по комнате, словно искала что-то. Только тут Джонас заметил, какой же худенькой она была — одна кожа.

Не зная, как лучше поступить, Джонас решил на всякий случай подружиться с гремучкой. Он потихоньку встал, вынул из своей обеденной сумки кувшин с молоком, налил немного в жестяную кружку, поставил ее на пол и хотел уж было пригласить змею отведать угощение, но вот беда, он не знал, как к ней обратиться. Не мог же он ей сказать: «Послушай, змея!» Получилось бы невежливо.

Он еще раз внимательно посмотрел на змею, и ему показалось, что она смахивает на долговязого, тощего носильщика, которого звали Леандр.

Не успел Джонас позвать: «Леандр!» — как змея описала круг и скользнула прямо к кружке с молоком. Заглянула в нее, застыла на месте, словно обдумывая, как поступить, и начала быстро лакать. Осушив кружку, змея подняла глаза на Джонаса.

Во взгляде ее Джонас прочел тоску и понял, что она очень одинока. Джонас и сам чувствовал себя одиноко, особенно в ночные дежурства на станции, когда не с кем было поговорить. Что ж, змея все лучше, чем никто. В особенности такая вот, полная дружеских чувств.

Джонас побеседовал немного с Леандром и вернулся на свое рабочее место, к телеграфному аппарату. Он как раз занимался азбукой Морзе. Только он успел отстукать точка-тире, что означало букву «а», а потом тире-точка-точка-точка, что означало букву «б», как Леандр уже вполз на стол.

Вот тут для Джонаса и в самом деле настал момент удивляться.

— Я собственным глазам не поверил, — признавался Джонас, когда впоследствии рассказывал эту историю. — Только я кончил выстукивать медным ключом букву «б», как Леандр поднял хвост и сначала повел им из стороны в сторону, а после помахал им. Сделал один длинный размах и три коротких кивка, вы представляете? Сомневаться не приходилось, он пользовался хвостом, как телеграфным ключом, чтобы выбить букву «б»: тире-точка-точка-точка. Выходит, с азбукой Морзе Леандр был знаком! Он знал всю азбуку назубок, неприятности были только с буквой «х», которая состояла из четырех точек. От того, что вместо помахивания из стороны в сторону он вынужден был кивать хвостом, Леандр приходил в ужасное возбуждение. К тому же он плохо умел считать и, случалось, бил хвостом до десяти раз, прежде чем успокоиться. Однако и с буквой «х» он справился, и они с Джонасом теперь подолгу беседовали.

Леандр поведал Джонасу, что родом он из многодетной семьи, которая насчитывала двадцать змеенышей, только все его сестренки и братишки утонули во время половодья. Он так был привязан к ним, что когда рассказывал об этом, у него дрожал хвост от волнения.