Александра Ермакова - Прорывая мрак времён

— Детка, я с тобой пройдусь? — мягко нарушает задумчивое молчание отец. Мать, фыркнув, отворачивает к окну, всем видом показывая негодование.

— Нет, пап! — решительно отрезает Выходцева. Обидеть не хочет, — вон как насупливаются, но и уступать нельзя: — Нет, пойми, — придаёт голосу нежности, и в тоже время уверенности, — мне нужно побыть одной.

Минуты тянутся бесконечно долго. В конце концов любовь и желание угодить дочери побеждает — отец плавно останавливает машину около обочины.

— Кать, — предпринимает очередную попытку уговорить, — я не уверен…

— Па! Я прошу немного свободы. На меня давят стены, нужен простор, — чеканит Выходцева чуть грубее, чем собиралась. — Я пройдусь. Один квартал, и я дома!

Пока родоки не приходят в себя и не передумывают, спешно вылезает и захлопывает дверцу. Достали!

— Детка, — вновь слышится голос отца, — давай мы вдоль обочины поедем?

— Нет! — бросает уже гневно Катя и стремительно направляется вперёд. Оторваться от них. Пусть оставят в покое. Такая забота напрягает. Зануды…

Позади раздаётся лёгкий скрип колодок. Выходцева кидает взгляд через плечо — синяя «пятнашка» проезжает мимо, отец смотрит внимательно. Скорость маленькая, сразу видно, что перестраховывается. Катя сворачивает на первом же перекрестке — центр можно обойти через частный сектор, там спокойнее.

Неспешно прохаживаясь по тротуару, вслушивается в новые обострённые звуки. Как радиоволна у старого радиоаппарата — крутишь колёсико, настраиваясь на нужной частоте. Боль то утихает, то усиливается. Прослушка в голове — пугающе круто! Она полностью захватывает внимание, вот только не получается разобрать шквал на отдельные звуки.

Шум обрывается, Катя недоуменно оглядывается. Где она? Не туда свернула и прошла свой поворот. Бли-и-ин! Теперь обратно идти!

Домики, точно близнецы-боровики под одним деревом. Каждый хозяин, мечтая превзойти соседа, почему-то ремонтирует участок как под копирку. Не все, конечно, но когда три подряд обшиты сайдингом молочного цвета, на крышах коричневая черепица, окна, ставни, двери — в тон, а рядом ещё и палисадник, будто с картинки «Найди десять отличий от соседского», ничего другого на ум не идёт.

Сердце гулко стучит, в душе нарастает необъяснимое волнение. Ощущение беды усиливается — откуда это чувство?

Пронзившая боль ослепляет, точно вспышка света в темноте — в глазах жжёт от рези, озноб пробивает до костей. В голове нарастает звон. Катя, прислонившись к забору, обводит взглядом улицу. Серая, тоскливая… Зелень меркнет, краски уходят, людей нет. Даже помощи не у кого попросить. Зря вышла из больницы, дура! Если бы рассказала о болях и галлюцинациях, врачи, может, дали бы таблетку. Просто так надоели, что уже была на грани сбежать…

Глубоко дыша, Выходцева прикрывает на секунду глаза — шумы утихают, тянущаяся боль притупляется. Отлепившись от забора, Катя ускоряет шаг. Быстрее домой! Лечь, поспать. Глядишь, всё пройдёт.

Тишину прорезает гудение моторов. Белоснежный лимузин неспешно едет по ходу движения, а по встречной полосе мчатся чёрная иномарка и зелёная «копейка».

«Opel» пролетает с жутким металлическим побрякиванием. Жигули тарахтят так, словно готовятся отдать концы, но хозяин решил перед смертью во что бы то ни стало пронестись на предельной скорости: «Погибать, так с музыкой».

Катя едва успевает отскочить от бордюра. Вот же придурок! Машину ещё и заносит… Вероятно, водитель пьяный.

Мысль испаряется — сверкающе-ослепляющий лимузин, так и кричащий: «я дорогой!» замедляет ход и, вильнув к обочине, тормозит. Затенённое окошко приспускается, оттуда вылетает серое облако сигаретного дыма; вырываются громкие звуки песни группы «Каста» — «Закрытый космос».

— Девочка, ты не заблудилась? — в проёме показывается раскрасневшееся лицо жирного мужика.

Нехорошо… Катя испуганно шарахается и мотает головой так рьяно, что даже в шее хрустит. Сердце сбивается с ритма, в груди сжимается от плохого предчувствия.

Белоснежная дверца распахивается, толстяк вылезает из машины. Большой, лысый. Выходцева затравленно отступая, бросает взгляды по сторонам. Никого! Упирается спиной в забор. «Люди помогите!» — крик отчаянья так и, не вырвавшись, застревает в пересохшем горле. Мужик плотоядно улыбается:

— Давай, мы тебя подвезём?

Риторический вопрос вводит в ступор. Из лимузина раздаётся многоголосый смех. Страх расползается по ногам и рукам, обвивая как жертву паутина. Катя открывает рот — губы каменеют, не желая шевелиться, язык онемевает.

Чего стоять, бежать надо! Через не могу, сдвигается с места — увернувшись от жирдяя, бросается прочь. Из машины, словно хищник из кустов, выскакивает второй. Тощий, кривоногий. В потрёпанной футболке и протёртых джинсах. Лицо в оспинах. Холодные глаза с диким блеском. Растопыривает руки:

— Держи суку! — гогочет в бешеном азарте.

Ловко отскочив в сторону, Катя юркает мимо и не оглядываясь, бежит, что есть сил. Позади раздаётся нарастающий топот и шумное пыхтение.

— Не уйдешь… — настигают пугающие голоса.

Накатывает животный ужас, жар от чувства опасности, неминуемой беды. Уже ощущаются крепкие невидимые пальцы. Касаются ледяными щупальцами, ошпаривают сильнее огня.

Не убежать! Твари поймают…

За плечо резко дёргает обратно. Ноги запинаются — в тело словно мириад игл втыкаются разом. Почва ускользает, и Катя ухает навзничь. Руку выворачивает с адской болью — нагнавший подонок неумолимо тащит по тротуару. Лица мужиков маячат на фоне пасмурного неба сплошным тёмным пятном. Асфальт обжигает спину и ягодицы. Выходцева кричит, визжит, извивается, лягается, царапается дикой кошкой. Злобное шипение мужиков сопровождается грубыми, безжалостными рывками — собственные зубы клацают в такт, на губах сладковато-солоноватый привкус. Хлесткие пощёчины оглушают, от звона в голове реальность ускользает. Только запал борьбы за жизнь иссякает, Выходцева обессилено распластывается на земле, вмиг оказывается на ногах. Подонки будто манекен с пола подняли — перед зарёванными глазами расплывается наглая рожа тощего. Победоносная улыбка, не сулящая ничего хорошего. Жажда жить просыпается с новой силой:

— По-мо-ги… — истошный крик отчаянья рвёт связки, но обрывается — жгучая боль в затылке вспыхивает взрывом звёзд, мир окутывает сумрак.

Невесомость давит на голову. От качки подташнивает, точно плывёшь на надувном матраце по волнам. Подняться невозможно, солнце перегревает голову. Наступает апатия — пусть будет, что будет, но нарастающий шум, как назло, режет по ушам. Горло стеснено удушьем. Катя судорожно вдыхает и распахивает глаза — изо рта выплёскивается едкая жидкость. Внутри горит, шею не отпускает «удавка» — сдавливает сильнее, в носу стойкий запах спирта.