Добровольский Н - Сказки Смоленского края

— Не везите меня открыто, из-за амбаров подвозите,— приказала дочка.

Родители так и сделали.

За амбарами дочь велела обратать козла, села на него верхом, сунула зайца за пазуху и поехала дальше. Только ввел Кузьма козла в ворота, бросились на калеку панские собаки.

Девушка, не будь глупа, бросила зайца из-за пазухи, собаки и побежали за ним.

А Кузьма повез дочку в пановы комнаты. Пан приказал снять девушку и поставить козла в коридоре. Кузьма с женой внесли дочку, посадили ее на стул.

— А гостинцы где? — спросил пан.

— Несла, да собаки вон по полю погнали, вот ты и стал с гостинцем и без гостинца.

Не хотелось пану, но пришлось отдать саночки, жеребенка и лошадь с поповою повозкой Кузьме. Так девушка отца от свирепого пана избавила.

Жил богатый пан, а неподалеку, в селе,—бедный старик Фома. Пан имел тысячу десятин земли, а Фома — одну полоску и захудалую лошадь. Когда умирал старый пан, задумался: справится ли молодой сын с имением?

— Слушай, сын,— сказал он.— Я умираю. Имение остается за тобой. Смотри, чтобы оно не заросло травой. Помнишь, я тебе говорил про котел с золотом? Я его закопал в землю, а ты должен найти: в нем все мое богатство. Так вот слушай: когда мужицкая лошадь взойдет на твою землю, ты ее забирай, а потом заставишь хозяина за выкуп клячи вспахать три десятины. Когда ты так закабалишь всех мужиков, кто-нибудь из них и выпашет тебе котел с золотом.

«Ловко придумал отец: земля будет вспахана, и я буду с золотом!»—подумал молодой пан.

Наступила весна. Начали панские холопы с барских лугов забирать мужицких лошадей. Заскрипели на панском поле мужицкие сохи.

Выбились мужики из сил, стали просить:

— Пане милосердный, окажите божескую милость. Моя лошадь горсть вашей травы съела, а вы нас всю весну мучите.

Свирепый пан и слушать не хотел мужиков, а который ослушивался, того приказывал холопам пороть кнутами.

Мужики потели, мучили своих лошаденок, а панские поля с каждым днем и часом распахивались все больше и больше.

Но вот взошла на панский луг голодная пегашка Фомы. Не успела она щипнуть панской травы, как была поймана и заперта в конюшню. Пришел старик в имение, повалился пану в ноги:

— Благодетель пан, отдайте мою клячонку, мне нужно огород под картошку пахать!

Но не тут-то было. Пан затопал ногами и велел дать старику двадцать розог. Кроме того, отмерил три десятины земли и сказал властно:

— Вспаши эту землю за три дня, иначе лошадь не получишь!

Мужик надел портки, поморщился, почесался, но делать нечего. Запряг пегашку и принялся пахать панскую землю. Вспахав полдесятины, измученная лошадь зашаталась и остановилась в борозде. Загрустил Фома: «Не вспахать мне три десятины, издохнет пегашка. Запорет тогда меня пан плетями!»

Но деваться было некуда, начал хлестать кнутом свою кобылу.

— Ну, милая, ну!

Под сохой что-то хрустнуло, и измученная лошадь пошатнулась, упала и тут же испустила дух. Горько заплакал старик.

— Проклятый камень, если бы не ты, потянула бы моя пегашка еще.

Фома наклонился к лемеху и обомлел: под лемехом лежал закупоренный блестящий котел. «Клад!»— подумал мужик и оглянулся.

На поле никого нет. Старик наскоро отвернул пласт земли, закрыл им котел с золотом, заметил место и пошел пану сказать о несчастье.

Злобно закричал пан, вышвырнул Фому из своих хором и велел всыпать горячих за нерадение.

Мужик поклонился пану за «науку» и поплелся домой. А ночью вернулся на пашню и взял котел с золотом.

— Ой, ой,— развела старуха руками, увидев в котле золото.— Снимет теперь пан с нас шкуру!

— Помалкивай, старуха, помалкивай! Теперь у нас будут и лошадь и корова. Только ты смотри, никому не сказывай. Видишь, сколько! Все теперь наше.

Два дня крепилась старуха, а на третий не выдержала и похвалилась своей кумушке:

— Старик-то мой надысь на панской земле клад выпахал. Теперь мы заживем!

Кумушка тотчас же рассказала об этом своему куму, кум свату, и пошло по всему селу. Услыхал Фома, что его старуха разболтала о котле с золотом, загрустил.

— Что придумать, чтобы пан не поверил этим слухам?

Долго ходил по хате старик, потом взял норот, сплетенный из прутьев, и сказал старухе:

— Надо к завтраму карасей наловить. Поставил Фома на ночь норот в пруду и лег спать, а как только стало светать, пошел в лес, поймал двух зайцев. Вытряс из норота карасей, посадил в него зайцев, окунул в воду и принес домой.

— Господи, боже мой, что это такое? — спросила она.

— Теперь, старуха, в нашем пруду не караси, а зайцы живут.

На вторую ночь Фома вынул из котла часть золота, купил мешок баранок и рассыпал их по двору, на крышу, на крыльцо, а одну даже на плетень повесил. Вышла утром старуха на двор и ахнула.

— Господи, боже мой, что же это такое?

— Гляди, старуха,— отвечает Фома,— дождь из баранок шел, собирай скорей, пока не высохли.

Старуха, не веря своим глазам, принялась собирать в подол баранки.

В тот же день купил Фома трехгодовалого быка, привязал его в чаще к елке и вернулся домой.

Пойдем, старуха, дрова собирать,— сказал он,— а то завтра печь топить нечем.

Пришли в лес. Начали собирать сучья. Но вот в чаще леса раздался глухой тягучий рев. Грохнула старуха дрова и к мужу:

— Господи, боже мой, что же это такое?

— Тише, тише,— сказал Фома.— Это бесы пана дерут!

— Ох, господи! — перекрестилась старуха.— Да как же они его дерут?

— А так: загонят когти в загривок, натужатся и до самых пят всю шкуру снимают. Пойдем, старуха, домой, а то и до нас доберутся!

Прошло несколько дней, сбылись опасения Фомы: услыхал пан о найденном кладе с золотом. Тотчас же послал за мужиком и его старухой гонца, приказал, чтобы явились на панский суд.

Вошли Фома со старухой в панские хоромы, поклонились и застыли у порога.

— Ну, рассказывай, лохмач, куда деваешь мое золото? — грозно спросил пан.

Фома вытаращил глаза и повалился пану в ноги.

— Отродясь, милостивый паи, не видал золотой полушки!

Пан топнул ногой и яростно закричал:

— Волосины в бороде не оставлю. Старуха твоя рассказывает, что ты выпахал мой котел с золотом.

— Милостивый пан! — Фома поднялся на ноги.— Не верьте вы ей, она же у меня дура!

Старуха не вынесла такого оскорбления и громко закричала:

— Господи, боже мой, сорок лет жила — умна была, а теперь дура. Не слухайте его, пане милостивый, нашел он клад. Нашел. Да еще никому рассказывать не велел...

Пан опустился в кресло и спокойно спросил:

— Когда же, бабка, он нашел его?

Старуха, не задумываясь, ответила:

— А незадолго до того, как в нашем пруду вместо карасей стали попадаться в нороте зайцы!