Игорь Стрелков - Сказки Заколдованного Замка

— Он улетел. Сбежал, — принцесса надула губки, а по её лицу пробежала хмурая тень.

— То есть как? Насовсем? — Снуль выразительно вытаращил и без того круглые глазки. — А чьи же сны я теперь смотреть буду?

— Смотреть сны? — удивилась Фаэтина.

— Ну да. Конечно. Я же Снуль! — кивнул зверь. — Я сплю всю зиму, хозяин приходит в меня спать, я его убаюкиваю сладким пением и обеспечиваю теплом и уютом, а за это смотрю его сны. Ах, какие прекрасные, сказочные сны у волшебника!

— А он что, тоже спал с тобой всю зиму?

— Нет, к сожалению. Ну, бывало, двое-трое суток. А так по ночам приходил, как вам, людям, положено. Но я-то всё равно сплю.

— Постой. А что значит твоё «приходил в меня спать»?

— Да ты что, не знаешь? Ты сама разве не волшебница?

— Нет, — с досадой призналась Фаэтина. — Я только хочу стать волшебницей. А так я простая принцесса.

— Но ты ученица моего Ординаруса? — Снуль пытливо заглянул прямо в глаза девушке, и та не смогла его обмануть.

— Нет, я хотела, но он от меня сбежал.

— Ай-яй-яй! Пропала зима! — зверь вдруг плюхнулся на задние лапы, а передними сокрушённо подпёр смешную маленькую голову, увенчанную огромными ушами. — Так ты, получается, и в Волшебном Лесу не была, и ничего о нас не знаешь?

— Нет, — Фаэтине вдруг чуть не до слёз стало жалко и саму себя, и этого огромного зверюгу.

А Снуль, тяжело вздохнув, помолчал немного, а потом удручённо махнул лапой, как бы говоря: «А, ладно, что уж там!», и принялся рассказывать.

Мы, снули, живём тут с незапамятных времён. Раньше все мы были дикими. Летом гуляли по лесу, кушали травку, цветы, плоды и ягоды, вкусные корешки всякие, грибы съедобные. Зимой спали в пещерах или в дуплах. Словом, были такими, как и все другие волшебные звери. Но однажды в далёкой древности одного молодого волшебника (звали его Пронырус) занесло зимой в лес. Зачем уж — не знаю. Может, хотел Змею-Скоропею отыскать, пока та спит, и волшебное кольцо с её хвоста снять, а может, за зимними молодильными яблочками собрался. В общем, неудачно он как-то зашёл. Лесному Деду визитёр не понравился. Нагнал лесовик буран снежный, да ещё и самый лютый мороз из погреба выпустил. Как ни наколдовывал Пронырус себе тепло, а злой ветер его сразу же срывал и сносил. Замёрз бедняга так, что уже пальцы рук и ног сгибаться перестали. «Эдак я и впрямь в ледышку превращусь! Надо от ветра куда-нибудь спрятаться, пока ещё идти могу!» — испугался волшебник, отбросил свои хитрые амулеты и просто как все люди попытался зарыться в снег. Выбрал сугроб побольше под огромной древней липой и принялся копать в нём ход. Копает и сам себе заговор-заклинание приговаривает:

Копал-копал, разрывал снег, да и упёрся прямо в дупло, сугробом скрытое. Огромное такое, просторное. А внутри снуль висит. Большущий, пушистый и тёплый, что твоя печка. Как висит? Не знаете? Сейчас покажу.

Снуль прервал свой рассказ и не торопясь прошёл в угол залы, где между стенами на высоте в два человеческих роста была вмурована толстая железная перекладина. Он встал под неё, расправил свой огромный пушистый хвост, зацепился когтем, что находился на самом его кончике, за перекладину, подтянулся на хвосте и повис. А после снуль прогнул спинку внутрь, сложил лапки на животе и развернул гигантские уши. Их кончики, снабжённые коготками, тоже потянулись к перекладине, коготки зацепились за металл и… вместо снуля в углу повис огромный меховой серо-полосатый мешок, как бы «сшитый» из трех лепестков — хвоста и пары ушей. А голова, тело и лапки зверя оказались внутри. Повисев так минутку, снуль ослабил когти и мягко спланировал вниз, развернулся у самого пола и непостижимым образом аккуратно приземлился на толстые подушечки лап. Потом зверь широко зевнул, обнажив немалые зубы, вернулся поближе к камину и продолжил рассказ.

Пронырус был, что называется, «парень не промах» — смекалки ему было не занимать, поэтому он мгновенно оценил возможности, предоставляемые живым спальным мешком, и залез внутрь. Пяти минут не прошло, как он сладко и крепко заснул. А проснувшись, долго не мог понять, где находится: вокруг был только тёплый, приятно пахнущий, идеально чистый, очень пушистый мех. А снуль, насмотревшись снов волшебника, ритмично урчал — почти как котёнок, но даже приятнее. Глаза у колдуна вновь начали слипаться, он поклевал-поклевал носом да и свалился спать опять. А когда бормотание пустого желудка его разбудило и заставило всё-таки выбраться наружу, выяснилось, что молодой волшебник проспал трое суток подряд. К этому времени старику-лесовику надоело ждать у дупла и он ушёл по другим делам. Снежный буран утих, а лютый мороз, понапрасну растратив силы в бесплодных попытках проникнуть под снулевый густой мех, совсем ослаб. В лесу теперь было ясно, солнечно и почти тепло. Юркие синицы и поползни, шмыгавшие, шурша крылышками, по веткам деревьев и кустарников, с интересом рассматривали Проныруса маленькими блестящими глазками, а сороки устроили шумный спор по вопросу о возможной опасности данного человека для обитателей Волшебного Леса.

— А я, однако, тот ещё соня! И зверь этот мне, думаю, пригодится, — весело хмыкнул Пронырус, обернулся к оставленному дуплу и отметил его магическим маяком, чтобы, как понадобится, сразу найти.

После этого, не теряя времени, он двинулся из лесу восвояси. По дороге волшебник наткнулся на полянку зимних Синих Грибов — ещё молоденьких, с крепкими круглыми шляпками, — обрадовался и набрал полный мешок.

«Вот и повод заглянуть к Валькирике! — решил Пронырус про себя. — Зайду как будто бы грибочками угостить. А там, глядишь, у неё в башне до весны и проживу припеваючи».

Тут надо знать, что молодой колдунишка считался, как тогда говорили, «волшебником без башни», или — в просторечии — «безбашенным». Это было время, когда колдунов, ведунов и волшебников развелось видимо-невидимо — едва ли не больше, чем обычных людей. Но лишь немногие из них становились до такой степени могущественными, чтобы люди их уважали, кормили, поили и одевали. Такие сильные волшебники и волшебницы первым делом строили себе Магические Башни, селились в них и контролировали всю округу, а конкурентов свирепо преследовали и с занятой территории гнали нещадно. Большинство же мелких колдунов, типа нашего героя, шатались по лесам и полям, питались чем попало, побирались по дорогам и в начале лета пристраивались на сезонные работы в городах и селениях — мух и комаров от крестьян отгонять, охранять урожай от саранчи, ворон и прочих вредителей, злыдней с чердаков выкуривать и тому подобное. А в начале холодов многим из них хозяева, насыпав в торбу заработанную провизию, указывали на порог, а то и просто «в день колдуна» (сразу после сбора урожая) гнали всей семьёй по улице, катя вслед решето и заметая следы специальными вениками для того, чтобы надоедливый и на удивление прожорливый ведун и дорогу забыл к их дому.