Лисл Шуртлиф - Румп: Настоящая история о Румпельштильцхене (ЛП)

— Золото, которое можно есть, — заметила она, и мы начали есть липкую массу.

— Ты могла бы обменять его на зерно, — сказал я. — Возможно, много бы выручила.

— Я бы этого не хотела, — ответила Краснушка.

— Почему? — она могла получить полный мешок муки за один такой кусок медовых сот.

— Потому что некоторые вещи люди предпочитают оставлять для себя. Это дерево всегда было моим, и я не хочу, чтобы кто-то еще о нем знал. Если проболтаешься, выбью тебе зубы.

Я почувствовал себя особенным, ведь она показала мне это место.

— Кроме того, не думаю, что ты сможешь сюда дойти без меня.

— Не приду.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Даже если бы я и осмелился зайти в Лес так далеко в одиночку, я уж точно не смог бы достать соты с медом, не получив тысячу укусов пчел, как это сделала она.

Мы высосали весь мед и пожевали соты. Потом облизали пальцы. Было так сладко, что я почти и позабыл, зачем мы сюда пришли, пока Краснушка не показала на сверток, привязанный к моему поясу, и не спросила:

— Что ты хотел мне показать?

Я отвязал катушку и протянул ее, чтобы она посмотрела. Краснушка взглянула на нее, потом тупо уставилась на меня.

— Это принадлежало маме, — сказал я.

Краснушка приподняла бровь, неожиданно заинтересованно:

— Она была пряхой. Из ВонТам.

Я в замешательстве посмотрел на нее:

— ВонТам?

Бабуля никогда не говорила мне, что мама была из ВонТам. Она никогда не говорила мне про ткачество, пока я не нашел прялку. Меня разозлило, что Краснушка знает подобные вещи, а я нет.

— Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, что она была пряхой?

— Это известно некоторым людям, — сказала она, не глядя на меня, и я почувствовал, что она что-то от меня скрывает.

— Каким людям?

— Некоторым, — сказала она и раздула ноздри.

— Катушка, — сказал я. — Я думаю, она особенная.

Мне не хотелось говорить «волшебная». Я знал, что Краснушка думала по этому поводу.

— Это просто катушка, — сказала она.

— Но, может быть, она особенная.

— Что в ней особенного? Что она делает?

Я выбирал слова осторожно:

— Мне кажется, она по-другому прядет.

— Катушки сами не прядут. Они захватывают то, что ты в них вставляешь, — а потом ее глаза распахнулись, словно он внезапной догадки. — Что ты спрял?

— Ничего, — быстро ответил я. — Я просто… Что, если бы ты могла спрясть что-то, что отличается, не просто пряжу из шерсти?

— Например?

— Например… Что если ты могла бы взять немного… соломы и спряла… ум… золото?

Краснушка уставилась на меня. Я не смог бы сказать, о чем она задумалась.

— Нам золото необходимо. Разве это не было бы великолепно?

— Может быть.

Она не поверила мне.

— Если корова дает молоко, курицы несут яйца, а драконы дышат огнем, так почему бы и катушке не производить золото?

— Потому что катушка не волшебная, — сказала она. — А вот ты можешь быть.

— Я? Волшебник? Нет, я не такой.

Использовать магию это одно. Быть волшебником — звучит подобно горе из неприятностей.

— Если что-то преобразуется в золото, когда ты прядешь, это идет изнутри тебя, а не катушки.

— Тебе-то откуда знать?

— Просто догадка.

— Ну, может, твоя догадка ошибочна.

Краснушка вздохнула.

— Вообще-то неважно, откуда приходит волшебство. Важно, что это магия, а магия приносит одни неприятности. Твоя мама использовала магию, когда пряла, и нажила кучу проблем из-за них. Когда используешь волшебство, всегда будут последствия.

— Но последствия будут хорошими, — сказал я. — Золото.

— Да, но…

— Золото могло бы решить множество проблем, — проблемы с желудком так точно.

— Может быть, но…

— Не то, чтобы мне оно нужно было только одному…

Краснушка ударила меня по голове, чтобы я перестал говорить:

— Это естественные и регулярные последствия, Румп. Но будут еще и магические последствия. У волшебства свои правила.

— Откуда ты знаешь? Только не говори, что это твоя догадка.

Краснушка стиснула зубы:

— Разве ты ничему не научился, когда смотрел, как Кесслера преследовали все мыши до последней, живущие на Горе.

— Но ничего не случилось, когда я прял! Я не загорелся, и на меня на напали мыши! Я просто сделал немного золота! Жирные мотки золота, что смогли бы прокормить всю деревню! — я захлопнул руками рот, но Краснушка не выглядела удивленной.

— Румп, — сказала она тихим голосом, — а еще кто-нибудь знает об этом?

Я вздохнул.

— Фредерик с Бруно заглядывали в мое окно сегодня утром, прямо сразу, как я напрял золото.

Краснушка нахмурилась.

— Но, — продолжил я, чтобы заставить себя почувствовать уверенность, — они, наверное, и не поняли, что увидели. Может, им показалось, что это просто моток пряжи.

Краснушка нахмурилась еще сильнее.

Только сейчас я понял, что за беспокойство меня терзало. Тревожное чувство зарождалось в голове, двигалось вниз к груди и отдавалось неприятным чувством в животе. Фредерик и Бруно могут быть последними дураками на деревне, но любой идиот узнает золото, увидев его.

Следующий день был днем выдачи пайка, и у мельницы выстроилась длинная очередь. Все стремились сделать запасы на зиму, ведь холода были совсем близко. Воздух стал ледяным, каждое утро были заморозки. Феи летали подавленные, они начали строить гнезда для зимней спячки. Теперь мы ждали только снега.

Подошла моя очередь, и мельник вручил мне мешок с провизией больше обычного. Я удивленно посмотрел на него: никто больше не удостоился подобной щедрости.

— Будет золото — будет еда, — весело сказал мельник.

Я смутился. Все, что мне удалось добыть на прошлой неделе, так это немного золотых обломков, а мельника нельзя было назвать щедрым.

Я открыл мешок только отойдя от мельницы, и густое облако пыли взметнулось вверх. Я задохнулся и закашлялся: пыль попала мне в легкие. Мельник наполнил мешок мелом и опилками. «Будет золото — будет еда».

Это было сообщение для меня.

Я не знал, что предпринять. Нам нужна еда. Еда есть у мельника, и ему нужно золото. У меня было много золота, которое я спрял в маленький клубок на маминой прялке. Это было волшебством, которое, как настаивала Краснушка, опасно.

— А где еда? — спросила бабуля. Мои руки были пусты после того, как я выбросил мешок с опилками.

— Полагаю, я не нашел достаточно золота, — сказал я, глядя себе под ноги.

— Так, пойду-ка я поговорю с этим мельником по душам, — бабуля поднялась с кресла, пошатнулась и упала обратно.

— Бабуля! — я метнулся к ней, но она отмахнулась от меня.

— Всего лишь небольшое головокружение, — она закрыла глаза и несколько раз вздохнула. У нее тряслись руки. Ей нужна была еда. Я мог бы отнести часть золота мельнику. Возможно, я мог бы вымазать катушку немного в грязи, добавить туда немного золота и мелких камешков из штольни. Он может и не заметить разницы. Но во мне нарастало темное предчувствие. Если мельник настолько жаден, каким кажется, он обязательно заметит. Так что я оставил золото спрятанным и надеялся, что мельник просто ошибся, отдав мне мешок с опилками.