Руне Белсвик - Простодурсен. Зима от начала до конца (сборник)

Простодурсен попятился к двери и вышел наружу. Из пекарни Ковригсена полз хлебный дух.

То-то Ковригсен удивится, когда узнает, что произошло.

У реки оказалось неспокойно. Какой-то тип хотел перепрыгнуть с того берега на этот. Вот он подпрыгнул и плавно приземлился в траве на этой стороне. Пронырсен! Тот самый Пронырсен, который говорил, что Простодурсен лупит уток лопатой по голове. Тот самый Пронырсен, который таскает уток как брюкву, головой вниз, и околачивает этой бедной головой все кусты по дороге. Тот самый Пронырсен, который кидается утиными яйцами. И что ему тут надо, спрашивается?

«Помогите!» – тихо подумал Простодурсен. «Спасите!» – подумал он. Взял лопату Октавы со снегом, прихватил свою миску для пудинга и как можно незаметнее попятился к дому.

Он добрался уже почти до двери, когда Пронырсен окликнул его.

– Приветик! – закричал он. – Ты, что ли, торопишься?

– Да нет, – ответил Простодурсен.

– Тогда подожди. Ты разве не видишь, что у тебя гости?

– Вижу.

– Ты гостям не всегда рад?

– Всегда.

– Какая замечательная у тебя канава, как говорится в таких случаях.

– Да.

Дверь открылась. Это Октава вышла на порог посмотреть, куда подевался Простодурсен.

– Ничего себе! – заголосила она. – Стоишь тут болтаешь, а он от голода сейчас умрёт!

– Нет, – ответил Простодурсен.

– Приветик, Октава, – поздоровался Пронырсен.

– Привет, – проговорила Октава. – У нас тут сумасшедший дом. Маленький простодурик только что выбрался на белый свет.

– Нет, – сказал Простодурсен.

– Да, и ещё как, – возразила Октава.

– Да, но… – запнулся Простодурсен.

– Вот ведь мужчины, – сказала Октава. – Совершенно теряют голову от таких вещей.

– Покажите, покажите, – пророкотал Пронырсен нараспев. – Я хочу его видеть!

Взял и просто шагнул в дверь. Но Простодурсен пролез вперёд него и шмыгнул прямиком к несчастному дрожащему утёнку. Что делать, лихорадочно думал он, как быть? Не додумав, схватил склизкий комок и сунул в карман.

– Улетел! – закричал Простодурсен. – Он улетел!

Сдобсен грел клешни у печки. Он разогнулся, развернулся и недоумённо уставился на пустую кровать. Повернулся к окну – оно закрыто. Сдобсен закружил по комнате, Октава, засунув голову глубоко под кровать, искала там, а Пронырсен собирал по простыне куски скорлупы и буравил лицо Простодурсена каким-то странным взглядом.

– Загадочно, – произнёс наконец Сдобсен.

К этому времени все уже довольно долго молчали, и он подумал, что надо бы добавить ещё пару слов, но Октава прервала его.

– Загадочно? – крикнула она. – Это ужасно! Он должен быть здесь! Ты сказал, он улетел?

– Да, – подтвердил Простодурсен.

– А ты как дурак смотрел на это и только прятал кулаки поглубже в карманы?

Все посмотрели на его кулаки. Он держал их глубоко в карманах.

– Да, – сказал Простодурсен. – Он захотел свободы.

– Свобода свободой, – сказал Сдобсен, – но окно закрыто, а дом не щелястый.

– Щелястый очень даже, – возразил Простодурсен. – Здесь часто дует и завывает, а в темноте можно ступить в чёрную дыру. И я слышал, как что-то просвистело мимо меня, когда открыли дверь.

– Ты положил его в пудинг, факт, – сказал Пронырсен. Он швырнул скорлупу обратно на кровать и огляделся, словно прикидывая, что бы он переделал в доме, если бы эта избушка внезапно стала его.

– Таких… – сказала Октава, – таких гадостей я сроду не слыхала. Простодурсен принял в дом яйцо, а ты зачем-то говоришь….

И она зашипела на Пронырсена. Но этого Пронырсена шипением было не пронять. Тогда она взглянула на Простодурсена. Тут её ждал полный успех. При виде сердитого лица Октавы Простодурсен послушно побелел.

В кулаке у Простодурсена пихался утёнок. Он пощипывал его за пальцы. Это было не больно. Это было приятно.

Тем временем Октава постановила, что это ерунда и утёнок никуда из дома деться не мог. Он ещё совсем малыш, только народился, и не знает пока, как управляются с крыльями.

– Ладно, – сказала она, – вы стоите тихо, а я ищу. А вы не наступили на него часом? Так, аккуратно поднимаете одну ногу, переставляете её и осторожно поднимаете вторую ногу. Вот ведь горе моё луковое… чесночное и хреновое…

Простодурсен, Сдобсен и Пронырсен послушно сделали, как она велела. Высоко поднимая ноги, переступили на месте и замерли в молчании, ожидая, пока Октава обследует всё вокруг.

– Я хотел предупредить, – внезапно произнёс Пронырсен, – тут у нас возможны изменения. Я жду в гости родню, как вы помните.

– Да, эти разговоры мы слышали, – откликнулся Сдобсен. – Новые времена, новая мода… Как за границей… Я ничего против не имею, лишь бы у меня ничего не менялось.

– Нет, изменения будут по мелочам, – объяснил Пронырсен.

– Не морочь нам этим голову сейчас, – прикрикнула Октава, лазая на коленках по полу.

– Как известно, вода в реке, по сути, моя, – сказал Пронырсен.

– Что значит твоя? – вытаращил глаза Сдобсен.

Простодурсен был занят тем, что гладил утёнка, проводя в кармане пальцем ему по спинке от макушки до хвоста. Он не вслушивался в слова Пронырсена и мечтал поскорее от этого незваного гостя избавиться.

– Вода сперва приходит ко мне. Значит, она моя.

– Слушай, – сказала Октава из-под кухонного стола. – Просушняк – ветер южный, и начинает он с моего белья, но я же не говорю, что поэтому он мой. Стой смирно!

– Твой, конечно, спору нет. И я советую тебе собирать его в мешки и продавать нам, если он нам нужен.

– Ты нащупал интересную тему, – откликнулся Сдобсен. – За границей считается обычным делом…

– Нет, мне некогда тут с вами прохлаждаться, – вдруг заявил Пронырсен. – Меня ждут дела. Когда хочешь переделать жизнь, тебе недосуг ползать под столами и швырять камни в реку.

– Ты хочешь сказать… – начал было Сдобсен.

– Именно так, – ответил Пронырсен. – Спасибо за хлеб-соль.

И ушёл.

– Наконец-то, – выдохнул Простодурсен.

Он вытащил руки из карманов. Одну осторожно прижал к груди – в ней сидел утёнок.

– Кля, кля, – сказал он.

– Заговорил! – закричал Простодурсен.

– Но… – произнесла медленно Октава. – Ты ведь сказал, что…

Солнечный свет по-прежнему наполнял комнату. Горячие, ярко пылающие сгустки света висели в воздухе, оседая медленно-медленно. Да ещё тепло от дубовых поленьев. В комнате было ничуть не холодно, какое там. И утёнок вмиг обсох. И стал кружиться на месте, осматривая мир, куда он попал.