Алена Бессонова - Удивительные путешествия по реке времени

– Предлагаю назвать наших черепашек, как в знаменитом мультике о черепашках ниндзя: Леонардо, Донателло, Микеланджело и Рафаэль. Прикольные имена и всем хорошо известные. Черепашек ниндзя знают все!

– Что-о-о-о! – протрубила с дивана зычным голосом бабушка Лючия. – Что-о-о! Повтори, что ты сейчас предложил, мальчик, как назвать черепашек?!

– Леонардо, Донателло, Микеланджело и Рафаэль, – испуганно повторил Алька. – Что я такого сказал?

– Рибаджо, ты слышал? – начала закипать бабушка Лючия. – Они считают что Леонардо, Донателло, Микеланджело и Рафаэль – это черепахи?

– А кто? – удивлённым хором спросили Василиса, Алька и Кешка.

– Рибаджо! – бабушка Лючия вскочила с дивана и пробежала по комнате, затем бессильно упала туда же на диван, раскинула в разные стороны руки и прошептала: – Какой ужас! Они не знают, что это имена великих итальянских художников эпохи Возрождения. 194Ужас какой! Какой пробел в знаниях!

– Ты, бабушка Лючия, переживала, – со спокойной улыбкой сказал Рибаджо, – чем будешь заниматься на отдыхе? Вот и займись, просвети деток…

– Конечно, займусь, – бабушка Лючия опять вскочила с дивана и сердито затопала ногами. – Ты что здесь делал, негодяй?! Они знают, как зовут корову и козу бабушки Валюни и не знают имена великих итальянских художников. Позор тебе, Рибаджо, на твою кудрявую голову. Решено! Завтра утром перемещаемся. Кто со мной?

– Куда перемещаемся, бабуленция? – поинтересовался Рибаджо.

– Тебе какое дело? – бабушка Лючия метнула недобрый взгляд в сторону Рибаджо. – В пещеру перемещаемся, к моему другу в литейную мастерскую «мага из Перетолы» 195Томмазо Мазини 196.

– О-о-о! – игриво застонал Рибаджо. – Бабуль, может, я останусь? Я у него прошлый раз виньетку 197сломал, он мне подзатыльник обещал…

– Долг платежом красен, внучек, – тоном не терпящем возражения сказала бабушка Лючия, – если обещал, пусть треснет. Ты мне будешь нужен. Тебе придётся шедевры из музеев потаскать. На время конечно. Надо будет проиллюстрировать знакомство.

– Так с кем знакомиться будем? – не унимался Рибаджо

– Тьфу ты, ну ты! – крякнул со своей жёрдочки Кешка. – Ты как подрос, так и поглупел сразу. С гениями знакомиться будем. Даже я понял! С Леонардо, Донателло, Микеланджело и Рафаэлем.

– Вот именно! – подтвердила бабушка Лючия.

Ранним утром следующего дня после заклинания бабушки Лючии мама, бабушка Васюшки, сама Васюшка с Кешкой на плече, Алька, Рибаджо и бабушка Лючия оказались перед входом в старинную пещеру. Они с трудом отворили тяжёлую, кованую дверь и спустились вниз по множеству ступеней. Лестница привела их в мир, где реальное слилось со сказочным, где далёкое прошлое соседствовало с удивительным настоящим, где хозяин творил чудеса с огнём и железом.

В овальном 198зале, гости расположились за круглым деревянным столом. В зале не было окон, в стенах не было отверстий, выходящих на поверхность, но воздух оставался свежим, напоенным ароматом луговых трав. В кованых стальных канделябрах 199горели свечи. Горели разноцветным огнём.

– Где хозяин? – тревожно спросила Васюшка.

– О! Хозяин как всегда появиться внезапно, откуда совсем не ждёшь, – подмигнула глазом Василисе бабушка Лючия. – Он затейник и озорник. О Томмазо Мазини ходит легенд предостаточно. Будто он совершил долгое путешествие на Восток, был вхож в богатые и нищие дома. Вёл долгие беседы с мудрецами и правителями, а когда вернулся на родину, в Италию, не тащил за собой обоз со златом и серебром, с мехами и шелками, а пришёл с одним сундучком, где гремели черепки, дощечки да шелестели старые свитки пергаментов. С Востока он вернулся мастером. Всё ему было под силу: лил метал, был кузнецом, ювелиром, собирал разные механизмы, подчас странные и замысловатые. Стал заниматься алхимией и чёрной магией, за что прозвали его – Заратустрой. 200Томмазо изобрёл необычные крылатые машины, волшебные, переливающиеся холодным огнём краски. И всё это он делал, не будучи чудодеем, а просто человеком.

Бабушка Лючия прошлась вдоль стены овальной комнаты, заглядывая в каждую нишу

– Томмазо! – звонко закричала Лючия. – Томмазо, где ты, детка? Гости уже удивлены, а меня ты удивить не можешь! Покажись, насмешник, мы не сделаем тебе ничего плохого…

Свет в помещении неожиданно погас, и несколько секунд стояла абсолютная темнота. Мгновенье и вот уже огнистой змейкой заскользила меж кубков на столе ручная ящерица. На стенах начали разгораться пятна холодного света: белые, красные, жёлтые, голубые. Сквозь них медленно проступили рисунки неизвестных чудовищ, крылатых ящуров, птиц. Стенные ниши открылись и в них мама, бабушки и дети увидели необычного вида машины, а на узких полках во множестве стояли поделки из кованого металла.

– Томмазо, у нас времени до заката солнца, – начала сердится бабушка Лючия, – это не так много. Заканчивай фокусы, приступим к делу. Ты знаешь сеньора Донателло? Можешь познакомить с ним моих ребятишек и их родителей?

Кусок округлой стены неожиданно отодвинулся, и из открывшейся щели показалась кудрявая голова с черными как спелые вишни глазами. Глаза смеялись, искрились радостью и добротой.

– Это, с которым Донателло, Лючия? С чесальщиком шерсти из Флоренции.

– Ну, посмейся, посмейся над старой бабкой, Томмазо, – Лючия громко высморкалась в батистовый платок. – Сыровато здесь у тебя, прикинь на детей войлочные тужурки, 201не дай бог, простудятся.

Голова мгновенно исчезла и через минуту опять появилась, но уже в другой стенной щели. Впереди головы двигалась гора из разноцветных войлочных тужурок. Когда вся одежда была разобрана, гости увидели спортивного вида человека, сделанного из мышц и смуглой кожи. На Томмазо были надеты атласные шаровары, сшитые на восточный манер и малюсенькая жилетка, едва прикрывавшая атлетические плечи.

– Конечно-же, нас не интересует сын чесальщика шерсти из Флоренции, – иронически заметила Лючия, – нас интерисует некто Донато ди Никколо ди Бетто Барди, прозванный Донателло. А если проще, нас интересует великий итальянский скульптор эпохи Возрождения, автор мраморной скульптуры Давида хранящейся в Музее скульптуры и прикладного искусства Барджелло во Флоренции. Ну-ка, Рибаджо, доставь нам её сюда.

– А! – воскликнул Томмазо. – И ты здесь, негодник! За мной осталась затрещина за испорченную виньетку, ты помнишь?!

– Да, помню я, помню! – отмахнулся Рибаджо. – Что сначала – затрещина или статуя Давида?

– Статуя Давида! – хором закричали гости.