Владимир Голубев - Лесовик и Метелица

Осмотрел парень камень, попробовал сдвинуть руками – никак. Срубил длинную жердь – валун даже не пошевелился. Впряг лошадь, вдвоем натужилились из последних сил, и пошел, пошел камень в сторону, открывая воде широкую дорогу. Хлынули черная жижа, ряска да водоросли, пробивая широкое русло. Теперь попробуй останови!

Прилег на берег Иван и проспал до утра, как младенец, ничего не слыша и не видя: сама Жива охраняла сон парня. Рассвело. Огляделся Иван и видит, ушла вода, остались только небольшие лужицы, где копошились последние змеи, маленькие и уже совсем не страшные. Но рано радоваться, кругом еще зимняя грязь и прошлогодний сухостой – осока да камыш. Достал огниво, ударил по кремню, полетели рыжие искры, враз заполыхали прошлогодние травы да листва, а заодно огонь и последних гадин извел под корень.

Смотрит Иван на вчерашнее болото и диву дается, узнать не может – из земли уже молоденькая трава и цветы выглядывают, в небе птичек полным-полно, все поют и щебечут.

Огляделся, а волшебная дудочка лежит на камне, простая, как у деревенского пастуха. Осторожно взял сокровище в руки, в тряпицу завернул и под рубахой спрятал, поближе к сердцу.

Ну что ж, в гостях хорошо, а дома лучше, пора и честь знать, князь-то, наверно, заждался! И в тот же час отправился Иван в обратный путь. На прощание, в надежде увидеть Стречу, вышел Иван на пустынный берег студеного моря-окияна, но не было прекрасной и мудрой девушки. Под шум волн задремал парень…

Проснулся Иван ночью из-за шума крыльев, глядит и глазам своим не верит: на берег сели диковинные сестры – птицы Алконост и Сирин.

Где еще увидишь волшебных птиц с девичьими головами? Вспомнил парень: в детстве калики перехожие рассказывали деревенской детворе, что лишь раз в году чудесные птицы покидают пределы Вырия Рая, чтобы отложить яйца на морском берегу. Услышал Иван их диковинные песни, но не ушел сразу, не заткнул уши, эх, некому было подсказать, что нельзя слушать сладкоголосых птиц с очаровательными женскими головами! Поздно, заворожили райские голоса нашего путешественника, заставили забыть, зачем он приходил на Север и что за чудо прячет под рубахой.

Так и сгинул бы новобранец в вечном сне под прекрасные песни, а дудка бы опять вернулась к прежней хозяйке. Но дрогнула нить Ваниной судьбы меж пальцев Стречи, и та сразу догадалась: что-то случилось. Только это и спасло Ивана, упросила Стреча саму вещую птицу Гамаюн вынести спящего непробудным сном в безопасное место. Что стоит могучей птице-деве спасти смертного, ведь она сама может предсказывать будущее и видит жизнь парня до донышка!

Очнулся Иван на лесной поляне и сперва проверил, на месте ли дудка, потом огляделся – лошадь пасется рядышком, словно в молоке, в утреннем тумане. Рано трогаться в путь, извлек из тряпицы волшебную дудку и решил попробовать сыграть сущую безделицу, под которую по утрам собирает деревенское стадо хромой пастух Влас. Заиграл Ваня и видит: пень, на котором он сидел, в мгновение дал молодые зеленые побеги, трава под ногами выросла на целую ладонь, а грибы вымахали с ведро. Вот оно какое волшебство-то на земле бывает, ох, не врут сказки и были!

Но хватит портить инструмент; собрался в дорогу парень, скормил последние сухарики бедной коняге и припустился к дому. Обратная дорога не петляла, и крылья помогали. Да именно так и бывает: туда на корточках в горку а обратно аж рубаха заворачивается.

Вскоре добрался Иван до столицы – и шасть прямо в парадную горницу, к самому Великому князю. Всех придворных удалил правитель из палаты, но вызвал пристава с кандалами, на случай Ванькиной неудачи, чтоб заковать – и сразу на свинарник. Кандалы зачем? А чтоб не убег Ванятка, ищи-свищи его по лесам и топям.

Все поведал Иван, ничего не утаил. Обнял князь парня и молвит:

– Молодец, Иван, исполнил мой приказ, а я всё, что обещал, отдам сполна. Но не возьму я волшебную дудочку, чувствую сердцем – не предназначена она человеку. Я так решил – оставить все, как было испокон веков: пусть княжество достанется моим сыновьям, а они передадут моим внукам, так и станет наш род держать землю отцов и дедов, пока будет угодно небесам. Нечего мне, старику, молодым жизнь ломать, ведь мне оставил мой отец родную вотчину. Могу ли я сломать вековой порядок? А ты теперь иди в баню, отдохни с дороги, а потом пусть моя дочка накормит тебя, а завтра мы сыграем веселую свадьбу, и пусть все позавидуют мне, отдавшему любимую младшую дочь такому молодцу!

Приглянулась княжеская дочка Ивану, да и он ей пришелся по нраву. А коли так, чего ждать: утром сыграли веселую свадьбу, такой устроили свадебный пир, что надолго запомнили: мед лился рекой, икра расходилась бочками, окороками гоняли мух, а лебедей, гусей и уток один ключник пытался посчитать, да повара его осетром чуть не прибили…

Вскоре после свадьбы, проведав родителей, отправился Иван с красавицей-женой служить воеводой в далекий уезд, в заштатный городок.

А Великий князь дождался внуков и через пять лет умер во сне. Похоронили его далеко от столицы, на берегу священной реки, над могилой насыпали такой огромный курган, что через много веков на нем вырос целый город.

На княжеской службе провел Иван всю жизнь: полки собирал на войну, от чумы людей спасал, судил по правде, а не по кривде. Ну, а самое главное – вырастил сыновей и дочерей, родителей обогрел в старости. Народу нашему верой и правдой служил, а простому люду был как родной отец.

Время спешило, голова у Ивана стала белой, как первый снег, и через сорок дней после смерти любимой жены он оставил воеводство на старшего сына. Сам же достал из потайного сундука спрятанную волшебную дудочку, прихватил топор и на первой попавшейся кобыле отправился на Север. На расспросы домашних не отвечал, только махнул рукой, слезно прощаясь. Больше из наших людей никто не видел Ивана-воеводу, а осталась о нем только добрая память да эта нехитрая сказка.

Кирпичный дом в конце улицы пустовал каждую зиму, а еще хмурый ноябрь и март. Бывали годы, когда в ненастный апрель и октябрь хозяева также забывали о своем доме и не появлялись на нашей улице. Замок на калитке успевал покрыться рыжей ржавчиной, прежде чем ключ на шнурке вновь поздоровается с ним и калитка откроется.

Дом тяжелел за зиму, он впитывал столько влаги, а главное, колючего холода, что бывало даже в мае – кругом все цветет, а в комнатах изморозь еще блестит льдинками на штукатурке. Плохо это для дома, ему нужны тепло и сухость, тогда он здоров и весел, глядишь, и ласточка под карнизом примостит свое гнездышко и за лето поднимет на крыло аж два выводка желторотых птенцов.

Даже малый народец – домовые, банники, ужасно охочие как до развалин, так и до обжитых домов, – обходили его стороной: селиться в нем на несколько месяцев не имело смысла.