Надежда Белякова - Сказки Мухи Жужжалки

Даже обрадовался ей Афоня. Какая ни есть, а всё же – знакомая! Но, что совсем чудно – в клюве она держала тот самый огненный шар, только он теперь меньше стал. Видимо, остывать начал. Она приветливо и, сверкнув чешуёй, по-дружески помахала ему хвостом. Потом бросила прямо к ногам Афони тот огненный шар. И под ним провалилась земля, то есть луна вместе с шаром. Образовался колодец. Полетел Афоня в этот колодец куда– то вниз, во тьму непроглядную. Следом за ним полетела и эта Чудо-рыба, зверь ненашенская – не пойми, что такое… словом – Луняшка наша.

– Вот ведь, едва очухался – и опять чудеса! А сейчас дома спокойно отдыхал бы! Не летал бы тут, как дуралей неугомонный! Не мучался бы! В родной-то деревне как хорошо и спокойно жилось, – сетовал Афоня. Это было последнее, что он успел подумать. И тотчас упал плашмя на пол. Весь он был выложен камнями бесценными – то прозрачными, то светящимися. Огромные цветы, похожие на деревья, поднимались куда-то ввысь, под потолок, но расцветали не цветами, а прекрасными поющими птицами. Прожжённая в потолке огненным шаром дыра, в которую провалились и Афоня, и Чудо-рыба, то есть Луняша, стала зарастать. И что удивительно, сам шар медленно плыл. Летел по воздуху прямо в руки Хранителю всея Луны. Сам Хранитель сидел на невиданной красоты троне. Он внимательно смотрел на Афоню. Тут Афоня спохватился. Вспомнил, зачем прилетел и обратился к Луняре:

– Прости меня. Искушение преодолеть не было сил. Перстень заветный передай владельцу его – Хранителю всея Луны. И попроси его не держать на меня обиду за то, что попользовался перстнем и своевольничал с ним.

Хотел Афоня снять перстень, но, видимо, так исхудал от этаких полётов, что перстень сам на пол упал.

Луняшка подлетела и клювом ловко перстень подхватила. Крыльями захлопотала-захлопотала и к Хранителю подлетела. И вдруг эта Чудь-Птица вдруг вихрем на одном месте закружилась, так что не разглядеть ни крыльев, ни хвоста с плавником чешуйчатым, ни клюва орлиного. Всё слилось в одно сверкание. И только одна рябь в глазах от этого кружения запестрела.

Но вмиг остановилось всё это. И во всей красе девица прекрасная оказалась на этом самом месте. Хорошо, что Афоня, как влетел в потолок, упал на пол, так и не поднимался. А то опять упал бы. Вот тебе и Луняшка!

Девицы в родном селе Афони красотой своей далеко-далеко прославились. Издалека сватов в их деревню засылали, но такой красавицы никогда он не видал. Одно только, как присмотрелся, конечно, было странновато, что зеленовата девушка с лица. Но даже и это её не портило. Уж такая раскрасавица! Да и Хранитель всея Луны, и придворные его тоже – зеленоликие все, как один. И его, простого румяного парня, как диковинку рассматривают. А он им всем с почтением говорит:

– Мне бы дочку царскую повидать! С самой Земли ради этого прибыл! Сам я не местный, издалека сюда летел только, чтоб царевну увидать! – объяснился Афоня. И, осмелев, продолжил:

– Как же так приключилось, что царевна здесь оказалась? Зачем ты похитил её, Хранитель всея Луны? Ответь! Ведь перстень твой чародейский я честь по чести доставил. Столько испытаний, мук и страданий из-за него принял.

– Не похищал я царевну! – горестно вздохнув, ответил ему Хранитель всея Луны. Показалось Афоне, что слеза сверкнула на его широкой зелёной щеке.

В это мгновение Луняра подплыла к Афоне в таинственном и прекрасном танце, в котором своими движениями она рассказала, что произошло с её семьёй. Афоня залюбовался танцем – рассказом прекрасной Луняры. Луняра пела и танцевала. Пение её прояснило всё окончательно.

И всё так внятно изложила, что всё-то ясно теперь стало Афоне. Оказывается, младший сын Хранителя всея Луны, а значит, братик Луняшин, дитя малое, неразумное, выполз из своей колыбели и на звёзды залюбовался. А когда мальчик рассмотрел огромную голубую Землю, что висит под самою Луною, так уж, как зачарованный, всё хотел поближе к ней подползти. Полз, полз малыш…. И упало без присмотра дитя малое. С Луны свалилось. Да прямо на Землю. Хорошо, что не на сырую землю, а прямо в пруд, который находился рядом с теремом царевны. Дело было ночью, ближе к рассвету, как понял Афанасий. А в том самом пруду в это самое время плавала царевна одна-одинёшенька. Потому что царевна с детства была большая любительница поплавать. От сонных мамок, от девок сенных сбежала она жаркой лунной летней ночью, чтобы в пруду искупаться.

И тут на её глазах, прямёхонько с Луны, в тот же пруд плачущее от страха дитя упало. Она скорее бросилась его спасать, думая, как бы не утонул младенчик! Испугалась царевна сильно. Схватила дитя. А как увидела его. Ой! А ребёночек-то весь зелёненький!

А тут следом и Луняша летит за братиком, чтобы спасать-выручать малыша-несмышленыша. На помощь летела! А была она в том самом зверином облике. Вот тут– то её Афоня и изловил, когда она низко над рекой летела, чтобы не увидели ее люди, в сторону того пруда, где в то время царевна братика ее в пруду нашла. Спешила, поскорее добраться хотела. Переживала за младшенького. Врасплох застал её Афоня. Не до перстня ей в тот миг было. Кто же знал, что успеет Афоня столько начудить.

А царевне ещё страшней стало, как увидела, что младенчик уж весь зелененький. Дитя к сердцу прижимает, защитить хочет, а саму от страха всю трясёт. Да мало этого! Тут и сама Луняра в своем страшенном обличье на помощь братику прилетела, освободившись от Афони. Хочет Луняра ребеночка забрать, чтобы домой отнести. Крылья распушила и нацелилась выхватить малыша из белых рученек царевны. Но царевна наша не робкого десятка девушка. Защищала маленького от чудища из-за всех сил, потому что ей же неведомо было, что это родня на помощь для защиты малыша прилетела. Словом, схватились девушки, но приметливым женским оком заметили обе, что малыш преспокойно спит в руках царевны, безмятежно и доверчиво. Пожалели обе сладкий его младенческий сон нарушать. И обе замерли, призадумались, как быть.

А в это самое время Афоня с перстнем на пальце, сидя в своей бедняцкой избе, в царском тереме жить пожелал. Хорошо, что уточнил, когда перстень вертел, что не сам терем царский, а вроде того. И поскромнее, и поменьше! В общем, как царский, но поскромнее. Видишь ли, испугался, что царский великоват будет для его огорода. Прилетит царский дворец да огород, да курятник подавит. Или, не дай Бог, соседей заденет. А перстень приучен верно служить тому, кто его хозяином окажется, и всё исполнять в точности. Поэтому прилетел к Афоне терем резной-узорчатый, весь расписной, с оконцами слюдяными в резных наличниках, с балясинками и закомарами – терем царевны, самой дочки царской. Он как раз поменьше царского был. Бревно к бревну, стенка к стенке встал с покосившейся дедовой избой Афони.