Д. Мицкис - Бердолька Чарли и Гертруды Богранд

За поворотом находилась запертая дверь. Кристофер паниковал. Эдвард пытался выломать замок, но ничего не удавалось. Под громкое жужжание он крикнул что-то в замочную скважину. И только тогда замок, наконец, поддался.

Ввалившись в незнакомое помещение, они плотно закрыли за собой дверь. Несколько мух жужжали над ними, норовя укусить. Казалось, спасения от них нет. Тела распухли от боли.

Эдвард, Кристофер и Гертруда упали на пол. Потеряв сознание.

Мистер С. прогуливался по длинному светлому коридору. Он заглядывал в кабинеты и палаты, сверяясь с длинным-длинным-длинным списком. Его не заметили ни женщина, рыдающая на плече мужа, ни врач, осматривающий больных. Несколько ребят лежали в кроватях – они приветливо улыбнулись, когда увидели Мистера С. Никто даже не испугался: многие были счастливы. Каждому он вручил по билету, стакану ледяного молока и печенье.

Тусклым голубоватым светом горели сотни тысяч мерцающих ламп. Каждая будто наполнена жизнью. Тысячи и тысячи стеллажей. Чудесный аромат.

Гертруда рассматривала полную лампу Чарли. За ней – лампы бабушки Матильды и дедушки Филиппа. Рядом стояла потухшая лампа Гертруды. Вдоль стеллажей прогуливался Мистер С., переливая голубоватую жидкость из одних ламп в другие. Он будто не замечал Гертруду, напевая песню о Рождественской звезде. Под мышкой держал тот самый блокнот, который Гертруда нашла под половицей. Где-то высоко летали закутанные в плащи существа в масках с длинными птичьими клювами.

Старые лампы Мистер С. вынимал из стеллажей, на их места ставил новые. Наконец он подошёл к стеллажу, где стояла лампа Гертруды. И нахмурился.

– Эй! – Кристофер поливал Гертруду холодной водой. – Ты как?

У Гертруды свело губы – всё лицо распухло. У Эдварда распухли глаза и уши, а у Кристофера – шея и нос.

– Болит, – только и выдавила Гертруда. Рядом лежала «молния». На чёрном пергаменте было написано:

Вручается адресату:

Мисс Гертруде Бо́гранд,

Прож. в доме 6/66 Девятого Острова.

По личному делу № 33/121А/С4/12 Верховный СтраСуд постановил отменить заседание по Вашему Consolamentum в связи с невозможностью Вашего личного присутствия.

Вам отказано в продлении разрешения на временное пребывание в связи с нарушением пунктов 83/5/3, 11/6/4 и 21/123/1 Общих Правил.

Приговор – запрет на возвращение.

– Нужно идти, – прохрипел Кристофер.

Эдвард помог Гертруде подняться, и они направились вперёд по освещённому факелами коридору.

Впереди увидели огромное мёртвое существо с телом красного льва, человекоподобной головой и хвостом с шипами. Мантикора, яд которой убивает мгновенно. Гертруда читала о ней в работах Аристотеля и Плиния Старшего [41]. Три ряда зубов и глаза, налитые кровью.

– Кому-то она мешала пройти, – сказал Эдвард, указывая на старый деревянный мост (позади мантикоры), ему не было конца. Мост повис над чёрной пропастью. Гертруда знала: на другой стороне уже ждёт ОН.

Перед входом на мост – на одном из камней – было выгравировано:

Здесь Смерть сильнее Жизни.

Кристофер потянул Эдварда и Гертруду за руки и тяжело проговорил распухшими губами:

– Воспоминания. Благородство. Единство. Разум. Судьба. Любовь. Выбор. Решение. Я рад, что был знаком с вами. Пойдём!

Они сделали первый шаг, медленно направляясь по старому мосту вперёд. Аккуратно наступая на прогнившие от сырости доски, продолжали двигаться друг за другом.

Гертруда знала: ОН уже там. ОН чувствует её.

Медлить нельзя.

Вокруг сгущался мрак. Продвигаясь вперёд, Гертруда вдруг поняла, что не слышит шаги друзей. Она не видела ничего. Хотела крикнуть, но слова будто поглощались мраком. Остановиться?

Впереди показался знакомый образ. Та удивительная белоснежная птица. Её пение завораживало.

Гертруда сделала шаг. Затем – ещё один. Аккуратно нащупывала ногами пол, она не боялась сорваться вниз. Не останавливалась.

И вновь воспоминание. Или предчувствие. Гертруда не хотела верить.

ОН ждёт её. ОН чувствует. ОН знает.

Перешагнула на каменные плиты.

Теперь мост остался позади.

А впереди – вход в освещённый тысячами свечей зал. Он потрясал своими размерами. Даже гигантские помещения Книгохранилища Максимильяна Лотарингского казались по сравнению с «Salle impénétrable» карликами. Этот зал когда-то называли утерянным навеки Восьмым чудом.

Отражаясь светом, читалась надпись «Cerca trova» – «ищите, и найдёте».

Внутри непроницаемого зала уже кто-то был. Неужели мистер Агнус Гробб?

Но Гертруду ждал кто-то другой.

Гертруда уже была здесь когда-то. Она помнила медные полосы на полу, разделяющие святилище на части. И эти стрелки – всё, что осталось от древних часов.

«Salle impénétrable» – последнее прибежище того, что Чарли и Гертруда хотели сохранить.

Туристы часто приезжали в Монастырь Святой Марии. Многие говорили, что их тянет к этому месту. Лишь некоторые признавались, что ищут скрытый вход в подземелье. И никто не предполагал, что сюда невозможно попасть.

Гертруда направилась в центр зала. Там на возвышении – за небольшой оградой – стоял шестигранный мраморный постамент. Гертруда узнала и его: это купель. Заметила на купели изображённые семь раз латинские буквы «P»; она помнила : «P» здесь – это «peccatum». А написанное «P» семь раз символизировало Septem Peccatta Mortalia – «Семь смертных грехов».

Стены Непроницаемого Зала покрывали символы: звёзды, печати, кресты, пирамиды, знаки зодиака. Ни один камень не остался без рисунка.

Мистер Агнус Гробб лежал на полу. Он тяжело дышал, из последних сил хватая губами воздух. Рядом лежал ремешок с шипами, весь в крови. Позади – тот самый взгляд. ОН – здесь. А значит, мистер Гробб обречён.

Возле купели, опустив в неё руки, стоял… Оливер Бинг. Тот самый Оливер. Он не сбегал из монастыря. И никогда не покидал его. Он ждал. ОН ждал.

Был только ОН.

Оливер хотел что-то достать из купели, опуская руки глубоко в воду. И что-то бормотал. Хотел разбить купель.

Гертруда делала то, что должна была. Она подошла ближе к мистеру Гроббу. Ему больше не нужна была помощь.

– Оливер? – наконец заговорила Гертруда.

Парень посмотрел на неё ЕГО глазами; ничего не ответил, продолжая опускать руки в купель.

Гертруда услышала, как несколько алых капель упали на пол – раны на её руках снова сочились. Распухшее тело болело и ныло.

И вновь воспоминание. Непроницаемый Зал изменился. Под его сводами на полу теперь была изображена земная поверхность, где золотом разлились реки и моря. По кругу, будто живые, выстроились статуи. Высоко над головой поблёскивал и мерцал восьмигранный купол, будто сложенный из тлеющих углей.