Петр Власов - Рыцарь, кот и балерина. Приключения эрмитажных котов

Разбудил ее резкий звук: где-то в доме, наверное у соседей, хлопнула дверь. Она тут же глянула на часы – без пяти минут полночь. И тут ее слух уловил легкие поскребывания – словно в квартире завелась мышь. Или, может, скребутся во входную дверь? Мысль о том, что за ней явился говорящий кот, показалась со сна до невозможности дикой. Пытаясь найти источник звука, Маша тихонько выскользнула в прихожую и тут же остолбенела. Так и есть!

Скреблись во входную дверь! А по эту сторону, прямо у порога, сидела Муська и, как зачарованная, смотрела в пространство перед собой, не обращая на появившуюся хозяйку никакого внимания. Маша торопливо натянула сапоги, надела свою шубку и даже набросила меховой капюшон. Но рука, тянувшаяся к замку, вдруг замерла в воздухе. Прежний страх вернулся с новой силой. Что и кто ждет ее там, за дверью? Кошка Муська, словно уловив эти сомнения, вдруг посмотрела на Машу и… опять кивнула головой! И тогда рука сама собой повернула замок, открыв входную дверь.

Конечно же, на пороге обнаружился кот Васька собственной персоной. Морда у него была слегка обиженная. Оно и понятно: уже минут пятнадцать он торчал у двери, пытаясь как можно более деликатно царапать ее гладко полированную поверхность остро отточенными когтями охотника-мышелова. Однако, едва дверь распахнулась, Васька позабыл не только о своих претензиях, но и вообще обо всем на свете. Прямо напротив него у порога сидела самая прекрасная кошечка из всех, что он когда-либо видел. Тонкая, изящная, с огромными зелеными, слегка наивными глазами, совсем не испорченная той эгоистичной «кошачестью», что отталкивала Ваську, тонкого ценителя прекрасного, в большинстве уличных кошек, которых он знал.

– Васька, ты нашел меня по адресу! – прошептала восхищенная Маша.

Ее слова привели кота в себя. Что это такое на него нашло? Сегодня ночью всем эрмитажным котам может прийти конец, а он тут об амурных делах задумался! Васька резко повернулся, задрал хвост, словно гид, ведущий за собой толпу туристов с помощью зонтика или флажка, и попрыгал вниз по лестнице. Маша, тихонько прихлопнув дверь, побежала за ним. Но она так боялась потерять взглядом кота Ваську, что совсем не заметила, как кошка Муська вслед за ней украдкой выскользнула из квартиры.

На улице было морозно и необычайно тихо. В доме напротив горели всего три-четыре окна. Куда же по девался кот? Она растерянно огляделась по сторонам и почти окаменела от изумления. Чуть в стороне от подъезда, рядом с несколькими припаркованными автомобилями, спокойно стояла большая черная карета, запряженная четырьмя грифонами с Банковского мостика. Их золотые крылья, как и тогда на мосту, слегка подрагивали, большие когтистые лапы в нетерпении скребли асфальт. От кареты, несмотря на темный цвет, шло едва уловимое свечение, словно кто-то покрасил ее раствором фосфора.

– Пожалуйте в карету, Мария Сергеевна. Если, конечно, еще не передумали ехать на наш ночной бал.

От неожиданности Маша вздрогнула и отпрянула назад. Перед ней из ниоткуда выросла фигура человека в старомодном плаще-крылатке с меховым воротником, цилиндре и тростью в руке. Человек казался настоящим, пусть его, как и карету, обрамлял едва заметный светящийся контур, какой обычно рисуют над головами святых на иконах. Лица не было хорошо видно, потому как стоял он прямо перед фонарем, однако Маше все равно что-то показалось очень знакомым.

– Кто… Кто вы? – пробормотала она, неосознанно делая шаг назад.

Человек всплеснул руками, словно забыл сделать нечто важное.

– Ах, да! Пардон! Вот вам моя карточка!

И рука в перчатке положила прямо на ее замерзшую ладонь кусочек плотного картона. Маша опустила глаза. Увидела в свете фонаря: Пушкинъ А. С., экскурсоводъ.

Ладонь задрожала, внутри стало горячо-горячо.

– Пушкин? – запинаясь, пробормотала она. – Тот самый?

Незнакомец весело хмыкнул:

– Какой «тот самый»? Нас, Пушкиных, на Руси не одна тысяча наберется.

– Самый главный… Тот… который Александр Сергеевич… Великий русский поэт… Что тут на дуэли…

Испугавшись своих слов, Маша прикусила язык. Как она могла такое сморозить! Но ее собеседник, кажется, не смутился.

– Давайте все-таки для начала сядем в карету, Мария Сергеевна, – мягко сказал он, предлагая Маше руку. – Морозно нынче в Петербурге, не находите?

Рука казалась самой настоящей, человеческой. По ней, словно по громоотводу, весь страх сразу же ушел куда-то в землю. В карете и вправду было гораздо теплее. Возможно, оттого, что на небольшом, приделанном к полу столике стоял стеклянный фонарь с горящей внутри свечой. В его свете Маша смогла наглядно убедиться, что сидящий перед ней человек действительно очень похож на тот портрет, что висит на самом главном месте в школьном кабинете литературы.

– Видите ли, Мария Сергеевна, – начал ее спутник, грея свои руки в светлых, цвета кофе с молоком, перчатках, над фонарем. – Прежде чем мы отправимся на бал, просто необходимо открыть вам одну тайну. Из нее многое должно проясниться. Среди прочего – кто именно сейчас находится перед вами. Дело в том, что на самом деле есть два Санкт-Петербурга .

Маша обычно все схватывала на лету, но эти слова поставили ее в тупик. Два Санкт-Петербурга ?

– Рядом друг с другом – я бы даже сказал, один в другом – существуют два города. Один тот, в котором до сегодняшнего дня росла Мария Коржикова. Второй – где обретается ваш покорный слуга, бывший литератор и ныне экскурсовод Александр Сергеевич Пушкин… Кстати, премного благодарен за заботу о моей судьбе. Что до «Анны Карениной» – роман я читал, не волнуйтесь. Да и как не прочитать! Не слыхали разве, что портрет Карениной списан с моей дочери Маши? Мы с графом Львом Николаевичем много шутим по этому поводу…

Карета тронулась с места. Но окна были прикрыты плотными занавесками, потому было совершенно непонятно, куда они едут. Продвигался экипаж на удивление гладко – без поворотов, толчков, торможений и ускорений. Словно катился по воздуху.

– Так этот… второй город, – неуверенно начала Маша, пораженная, что ее мысли каким-то образом дошли до Пушкина. – Там живут… души тех людей, которые умерли?

Пушкин с улыбкой покачал головой.

– Не так все просто, Машенька… Душа – она, видите ли, как и сам человек, многослойная. Но душа души, если позволите такое выражение, есть высшая творческая сила, по воле которой и создан весь безконечный Космос, что мы наблюдаем. Сила та дается каждому из нас по рождении, чтобы мы ее тысячекрат приумножили и вернули обратно, ежели хотим победить смертную природу свою. Наблюдать ее воочию можно в виде творений высокого искусства, нас очищающих от земной суеты и возвышающих до тех сфер, где человеческий род и был измыслен. Каждая картина или книга истинная хранит в себе эту вечную, неумирающую силу, а потому живет – в самом прямом смысле того слова. Так вот, второй Петербург и состоит из таких живых творений, а еще самих творцов, через них также получивших посмертие… Признаюсь, понять то непросто…