Петр Власов - Рыцарь, кот и балерина. Приключения эрмитажных котов

– Что же мы собираемся предпринять дальше, сир? Бутадеус, с трудом складывая слова, простонал в ответ:

– Мой дорогой Патрик! За семьсот лет наших странствий пора бы уже научиться различать события, которые направляешь сам, и события, в которых ты лишь участник и зависишь от воли других. Если мы начинали вчерашний день в первом качестве, то закончили его уже во втором. Так что теперь нам остается зализывать свои раны и ждать, когда о нас вспомнят. А пока могу предложить тебе соленый огурец. Помогает от головной боли лучше всякого аспирина…

И правда, не прошло и десяти минут, как в дверь их номера постучали.

– Ага, – пробормотал Бутадеус, – если не ошибаюсь, к нам прислали парламентера. Развязка близка!

Тут в самом деле дверь распахнулась и к ним, помахивая тростью правой рукой и неся на перевязи забинтованную левую, вошел Александр Сергеевич Пушкин.

– Приветствую вас, господа вероломные захватчики! – весело воскликнул он, окинув взглядом номер-лазарет.

– Кажется, вам изрядно нездоровится после вчерашнего бала?

Патрик покосился на Бутадеуса. Тот, после некоторой паузы, проворчал:

– Но и вы тоже, я гляжу, не в полном порядке. Впрочем, спору нет, первую партию мы проиграли. Но впереди вторая, третья, четвертая и так до бесконечности! Я от своих планов никак не могу отступиться, потому что кроме мщения нет у меня в этом мире больше никаких дел… Так что, если император прислал вас с предложением завершить сей конфликт мирно и полюбовно, можете отправляться к нему обратно с пустыми руками!

Расставив ноги по ширине плеч, Пушкин упер перед собой трость в пол так, что вместе со ступнями ее кончик образовывал полностью равносторонний треугольник.

– Господин Бутадеус, император очень сожалеет, что ваш с ним личный договор доставляет столько неприятностей множеству…эээ творений, не имеющих к сему разладу никакого отношения. Потому предлагаю, как это принято было в наше время, все решить без большой войны. На личном поединке.

Бутадеус вздрогнул:

– Он вызывает меня на дуэль? Но особы королевской крови не дерутся на дуэлях!

Последнюю фразу рыцарь произнес с явным облегчением. Честно говоря, фехтовать или стреляться с трехметровым повелителем Эрмитажа ему не очень-то хотелось.

– Нет, господин Бутадеус. Это я вызываю вас на дуэль, – все так же серьезно ответил гость, глядя на конец своей трости, упирающейся в пол.

– Вы? – Бутадеус так удивился, что приподнял голову над диванной подушкой. Здоровенный кусок льда с грохотом свалился у него со лба прямо на пол и заскользил по паркету. – Но повод! Какой повод? У нас с вами никогда не было общих дел, господин Пушкин! Всю первую половину девятнадцатого столетия, на которую пришлось ваше земное бытие, я вообще не появлялся в России!

Тут Пушкин быстрым движением стащил зубами с правой руки перчатку и бросил ее в сторону дивана.

– Господин Бутадеус, в своем ультиматуме вы оскорбили балерину Марию Сергеевну Коржикову, заявив, что она плохо танцевала на балу. Это является подлой ложью, и потому я требую сатисфакции!

Внезапно, несмотря на чудовищную головную боль, Бутадеус рассмеялся. Вот, вот она, главная тайна жизни! Придумывает такие повороты, которые бы даже ему, старому интригану, в голову не пришли!

– Отлично, господин Пушкин, просто отлично! – сказал он, отдышавшись и вернув лед обратно на лоб.

– Ну а ставка нашей дуэли? Какова она будет? Если вы признаете свое поражение, что я получу взамен?

Нахмурив брови, Пушкин постучал легко тростью в верхний угол воображаемого треугольника на полу. Кажется, вспомнилось ему что-то неприятное.

– Ежели суждено мне будет проиграть эту дуэль, то император передаст вам, рыцарь, свою власть над другим Санкт-Петербургом.

От удивления Бутадеус буквально подскочил на месте. Кусок льда вновь с грохотом отправился на пол.

– Неужели? – пробормотал он. – Надеюсь, император понимает, что именно я тогда сделаю?

Пушкин молчал, его лицо напоминало застывшую маску. Бутадеус полежал молча еще пару минут, пока вдруг какая-то идея не пришла ему в голову.

– Хорошо, – сказал он, отчего-то слегка волнуясь.

– Я согласен на дуэль. Но… Но при одном условии. На дуэли той должна присутствовать секундантом сама балерина Мария Коржикова.

Парламентер растерялся.

– Господин Бутадеус! Дамам неприлично присутствовать на дуэли! Это противу всяких правил!

– В таком случае дуэли не будет. Будет война.

Пушкин замолчал. Поразмышлял о чем-то с видом, с которым шахматист обдумывает партию на несколько ходов вперед.

– Très bien, Monsieur Buthadeus, – сказал он наконец. – Je trasmettrai votre réponse à Sa Majesté [13].

Этот хмурый, морозный день получился одним из самых странных в Машиной жизни. Возможно, еще более странным, чем проведенная в Эрмитаже ночь. Было так холодно, что обжигало легкие. Воздух словно наполняли крохотные кусочки стекла. При каждом дуновении ветра они больно-больно вонзались в кожу. Мысль о том, что кто-то дерется из-за нее на самой настоящей дуэли, камнем висела на душе, мешая нормально дышать. Да, она понимала: лучшего выхода не найти. Александр Сергеевич ей все объяснил. И стрелять друг в друга будут не совсем обычные люди. Даже непонятно, что же именно произойдет, если кто-то попадет в противника. Но сама мысль о дуэли просто приводила ее в ужас! Десять шагов! Всего семь метров друг от друга! Ни увернуться, ни упасть на землю! И Пушкин – он снова будет стреляться, и снова на Черной речке!

От мыслей про дуэль, а еще от пронизывающего ветра слегка гудела и подкруживалась голова. Маша почти не помнила, как запряженная грифонами черная карета рано-рано утром забрала ее из дома, чтобы отвезти куда-то почти к истоку Черной речки. Туда, где ее берега с торчащими из снега сухими камышами выглядели точно так же, как и двести лет назад, – лишь на горизонте миражом маячили многоэтажки, едва различимые на фоне серого, низкого неба. Здесь их уже поджидал какой-то поникший, прыгающий с ноги на ногу, хлюпающий носом Бутадеус со своими спутниками.

– Привезли пистолеты? – резким голосом спросил он, едва дверца кареты распахнулась.

– Да, – коротко и с достоинством ответил Пушкин, вытаскивая на свет большую деревянную коробку.

– «Ле Паж»? – сказал что-то непонятное Бутадеус. Пушкин в ответ помотал головой:

– «Ле Паж» подвел меня в последний раз. Это русские. Из Тулы. Вы не против?

Бутадеус как-то таинственно усмехнулся. Потом, будто спохватившись сказал деловито:

– С вас пистолеты, с меня распорядитель. Патрик займется всеми формальностями.