Евгения Хамуляк - «Сказки Долли» Книга № 9337

Площадь города украшалась незатейливыми разноцветными бумажными фонарями. Дымили костры с аппетитно шипящим на сковородах мясом. Люди приходили за свежими продуктами, горячим хлебом, булочками и просто встретиться и поболтать со знакомыми. Встречались восточные и цыганские кибитки, полные мелочевки, поблескивающей золотом и серебром всех сортов. Крики и призывы к дешевизне раздавались то тут то там. Старьевщики методично раскладывали на коврах свои сокровища — картины и вазы, стулья и книги, кукол и детские коляски — в надежде обогатиться за счет всех этих отслуживших свой век вещей.

Таким рынок был пятьсот лет назад, точно таким же он и остался до сих пор.

Мама усадила меня прямо на тротуар, раскрыв чемодан перед весело марширующей публикой, и недоверчиво проводив меня взглядом, пошла по своим делам.

Уже через некоторое время ко мне стали подходить зеваки, но ни одного из них не прельщали грязные поцарапанные пупсы, и они раздосадованно расходились.

Я смиренно сидела перед открытым чемоданом и смотрела по сторонам, просто наблюдая происходящее вокруг, — очень знакомое мне состояние. И чем больше я наблюдала эту жизненную киноленту с ее мелькающими картинками — живо торгующих продавцов, чинно общающихся пожилых дам, деловито разглагольствующих о последних мировых событиях синьоров, курящих и пьющих горячий кофе молодых людей, играющих в салочки детишек, — тем отчаяннее я понимала, что ничего не знаю о мире людей. И несмотря на то, что по какому-то року судьбы меня превратили в человека, в молодую женщину, внутри я всё еще оставалась куклой.

Мне так и не удалось найти себя в этом мире, таком знакомом и абсолютно чужом для моего сознания. Я не знала, чего стоит человеческая жизнь, чего стоят деньги, где и как они достаются, как правильно и верно с ними обращаться? Как дальше строится человеческая жизнь? Чем отличается жизнь мужчины и женщины? Как люди находят своих вторых половинок? Как обрести друзей и в чем суть истинной дружбы? Я не имела и капли представления, как и где искать, и кто может полюбить меня, и за что? Зачем заводить семью? Зачем нужны дети? Как приходит счастье и куда оно уходит? И я боялась, что у меня закончились силы на поиск ответов, и даже если я проживу еще сто лет, мне не понять, кто я и что значу для всего этого огромного, удивительного, прекрасного, сложного, чудесного мира!

А еще я чувствовала, что теряю надежду и не хочу всего этого.

Пока я быал куклой, жизнь моя текла размеренно, ожидая меня в старой коробке на чердаке, с проплывающими облаками на безмятежном небе. Сегодня, завтра, послезавтра, сто, а может быть, тысячу лет я знала, кто я. Человеческое существование же было неподвластно, бесконтрольно и неподъемно для моих внутренних сил и переживаний. И от всех этих безнадежных мыслей я расплакалась. Впервые за эти долгие два года, которые мне показались целой вечностью, несмотря на то, что я так надеялась обрести свой дом, свою семью и свое место.

Горькие слезы отчаяния тихо текли по моим щекам. Я не хотела, чтобы мама видела меня такой, и усердно вытирала соленую воду, но она продолжала бежать ручьями, и я ничего не могла поделать. То зеркальное озеро слез, что скопилось за эти годы, уже было невозможно выплакать. И они всё текли и текли и полностью заволокли мой взор, так что я даже не обратила внимания, что какая-то белокурая женщина вот уже минуту разговаривает со мною. Я подняла на нее свои глаза, полные слез, и сначала не поняла, о чем меня спрашивают.

Вид незнакомки был удивителен тем, что светловолосые люди в этой части Италии встречались редко, зачастую это были туристы, которыми летом кишел старинный город.

Она нежно взяла меня за подбородок и ласково посмотрела своими почти прозрачными голубыми глазами, и только тогда я стала различать ее речь. Она сказала, что не стоит плакать о тех, кому уже не помочь. Нужно подумать о том, почему мы остаемся живы. Это значит, нам предстоит еще что-то очень важное. И наши дела мы можем посвятить тем, кто уступил нам свое место. Например, мы можем исправить свои ошибки и начать всё сначала. Даже самым жестоким сердцам дают еще один шанс.

Красивыми длинными пальцами с аккуратно подпиленными ногтями белокурая женщина собрала всех моих куколок, погладила поочередно щечки мальчиков и девочек, аккуратно разложила их, закрыла створку чемодана, сунула мне в руку какие-то купюры и произнесла:

— Я позабочусь о них, Долли.

Долгим взглядом я проводила эту стройную фигуру в шелковом платье старого покроя, что носили еще в мое время жены военных. Фигура удалялась, но напоследок, исчезая, женщина обернулась и подмигнула мне. Я почти хотела побежать за ней, чтобы расспросить, откуда она знает мое имя. Мне так захотелось познакомиться с ней! Познакомиться или, как мне вдруг показалось, повстречаться заново, ведь я должна была знать ее, раз она знала, кто я.

Я не спеша вернулась домой, по дороге стараясь обращать внимание на каждую деталь, словно пытаясь запомнить этот мир таким, каким вижу его здесь и сейчас. Я словно прощалась с этим городом, с его жителями, с домом, где ждала меня моя мама. Решение зрело медленно, но подойдя к нашему вечно увитому цветами дому с глиняной черепицей, я увидела, что мама уже ждала меня в дверях. Каких-то пять шагов отделяли меня от нее, но дальше двинуться я не могла: вдруг между нами словно выросла непреодолимая стена, а точнее, разверзлась бесконечная черная пропасть, которую невозможно было перепрыгнуть. Словно нас вырезали из общей картины мироздания и поместили в разные кадры фотопленки.

Будто мы парили на разных островках или осенних листочках, которые на миг соединились в полете, а потом вновь разлетелись в разные стороны по своей выбранной и понятной им траектории.

Ее глаза сказали мне все. В них я увидела свой маленький и тонкий силуэт. Ее тоска рассказала мне: она предчувствовала, что я покину ее. Ее боль в глазах рассказала мне, как этот дом покидали многие. Ее мольба в глазах просила вернуться. Ее теплота сказала мне: она ценит то время, что я провела здесь. Ее надежда давала мне силы, что, возможно, я еще вернусь.

Я увидела всё со стороны, словно одновременно героиня и зритель этого волшебного фильма, где один оторванный осенний листок, где стоял мамин домик, на чердаке которого валялись пыльные коробки с нашими книгами и куклами, вдруг взмывает вверх; его полет, легкий и быстрый, удаляет стирающую слезы со своих добрых глаз мамочку. Но эта картинка мироздания с маминым домиком давала мне надежду, что где-то есть и моя реальность, где я почувствую себя настоящей и нужной.

— Я еще вернусь, обязательно вернусь, мама! Мы вернемся с Молли! — уверенно крикнула я вверх, удаляющемуся вихрю, в который попал листочек, и закрыв глаза, сделала шаг и упала в пропасть.