Всеволод Шипунский - Солдат и черт (СИ)

Чёрт тоже заменил карту, но молчит, хитрая морда, выражения не меняет. Ну, солдат выкладывает четырёх рогатых – карэ из королей! И смотрит на чёрта козырем.

И чёрт тут открывается, а у него - флеш-рояль с джокером! Солдата как мешком по голове!.. Смотрит он в карты, а у джокера-то и у чёрта морды одинаковые, цыганские, не отличишь! И обе улыбаются... Пропал! С кем играть сел, несчастный??

- Ну, нечего делать – проиграл! – говорит чёрт и достаёт из кармана бумагу гербовую. – Подписывай договор, служивый. Только тут кровью нужно, сам понимаешь...

Солдат окаменел, сидит – лицо опрокинулось, усы обвисли. Проиграл... Душу свою бессмертную! Теперь на вечные времена гореть ей, милой, в адском пламени... За что?!

- Да не буду я ничего подписывать, рогатый!

- Как так?

- А так... Играли мы на что? На мою богатую жизнь. Так? Так. Я проиграл? Проиграл! Значит, богатой жизни мне не видать, верно. А вот душа, извини, при мне останется!

- Ты погоди... – чёрт даже головой затряс. – Ты меня не путай!

- Какое тут путать? – гнёт своё солдат. – Вот если бы выиграл я судьбу вельможи знатного, тогда дело другое! Тогда души бы лишился... После смерти, конешно. Но ведь я ж проиграл!

Обалдел чёрт от солдатской логики, в небо глядит, репу чешет.

- Так что же, мне проиграть нужно было? Чтоб душу твою получить? - дивится он.

- Ясен пень, проиграть! – говорит солдат. - А то как же?

- Ну, что же... Давай ещё сыграем.

- Нет уж! – говорит солдат, встаёт и ремень затягивает. – Мне домой пора. Меня там матушка-старушка ждёт, не дождётся. И девка Алёнка уже двадцать пять лет дожидается. Мне жениться пора! А не с тобою тут лясы точить.

Жалко чёрту прощаться с солдатом, жалко отпускать его, договора не подписавши. Всё зря старался, выходит!

- А давай, я уж тебя и домой отвезу, - говорит. – Где это?

- Ну, что же... Отвези, коли не трудно. Во Власьевской губернии деревню Погорелово знаешь?

- Найдём, не впервой, - говорит чёрт. – Горелово, Неелово, Неурожайка тож... Ты посиди пока, отдохни, я справки наведу.

И мигом исчез с глаз. Тут же проявился он в этой деревеньке, на солдатской родине, и - ну на неё порчу наводить! И пожар на неё наслал, бесовское отродье, и мор, и голод, и чуму, так, что полдеревни от неё - и того не осталось. Потом вернулся к солдату как ни в чём ни бывало:

- Поехали, служивый! Такси свободен.

Уселся солдат на него верхом, за рога схватился покрепче, и понеслись они выше облаков! Звёзды на чёрном небе высыпали, месяц засиял! У солдата прямо дух захватило... Долго летел чёрт, а как стали уже светлеть небеса, приземлился на окраине деревеньки-развалюхи.

Слез солдат, смотрит и не узнает деревню родную. Ни одной избы целой, всё покосилось да сгнило; поля вытоптаны, бурьяном поросли, народу не видать...

- Не скучай тут, служивый! – говорит чёрт. – Как захочется тебе пожить сытно да богато, кликни меня! Я мигом буду. Договор оформим, всё как полагается. Заживёшь в своё удовольствие!

Сказал, и исчез. А солдат пошагал прямиком к родному дому, и видит, что дом-то весь покосился, вот-вот рухнет. Зашёл на подворье – никого, пусто; в доме шаром покати, грязь, рухлядь да сор... Пошёл к соседям: «Померла, - говорят, - твоя матушка. Давно уж померла». Заплакал солдат, да слезами горю не поможешь. «Дай, - думает он, - на девку Алёнку взгляну, что ждать меня обещалась». Отправился к ней. Глядь, а навстречу ему какая-то старуха выходит, горбатая да страшная, нос крючком. «Я, - говорит, - Алёнка и есть. Старик мой помер, детушки разъехались, бросили меня. Да и мне уж немного осталось. А ты кто таков?»

Ничего не сказал солдат, повернулся и пошёл домой. Снял там свою форму парадную, повесил её на гвоздь, а сам натянул крестьянскую одёжку, грязную да пыльную. И принялся за работу.

Три года работал он не покладая рук. Избу собрал по брёвнышку, крышей покрыл; только порадовался - а она возьми да и сгори. Поле выполол, да вспахал, да посеял рож, да снова выполол; ждёт урожай, радуется. А урожай от дождей-то сгнил на корню... Это что же за напасть! Хоть плачь, хоть чёрта зови – разрази его гром и молния!

Совсем отчаялся солдат, хоть в петлю с такой жизнью! Закручинился, затосковал... Взглянул однажды на свою форму парадную, что ещё висела в его избушке на гвозде, и вспомнилась тут ему та самая барынька... И захотелось ему попроведать её, да проверить, как она своё обещание выполняет, как служивых принимает, чем поит-угощает.

Сказано – сделано. Утёр он слёзы горькие, вычистил свою форму да сапоги, саблю песочком отдраил, сам в баньке отпарился, оделся по форме, усы кверху закрутил, встал по стойке смирно и самому себе честь отдал! Ай, да бравый молодец! И ать-два, ать-два – зашагал вон из дому. А как вышел за околицу, обернулся солдат и сказал стихами: «Прощай, деревня ты родная! Вернусь ли я когда, не знаю». Всплакнул, и был таков.

Долго ли, коротко ли, дошагал он до той самой губернии, и свернул в то самое поместье, где барынька жила. Зашёл он в широкие ворота каменные, усы подкрутил, и ать-два! ать-два! подходит к высокому крыльцу с широкой лестницей. Тут к нему главный камардинер спускается: «Кто таков? Что надо?» «Доложи, - говорит, - хозяйке-барыне, мол, солдат на постой просится»

Не успел главный камардинер подняться в покои, а тут и барынька спешит по лестнице, торопится встретить служивого. «Мы рады, солдатик! Располагайтесь у нас свободно... Эй, растопить баньку! да одеть солдата во всё чисто»

Тут-то вгляделась она через стёклышки свои и узнала солдата... Ой, что тут было! Охнула она, слёзы у ней покатились из глаз ясных, да на грудь солдату и упала. «Милый, - говорит, - а ведь я тебя ждала!» И повела его за собой в покои, да усадила в кресла бархатные, и сама напротив села.

Солдат дивится, но ничего: сел, кивер на пол поставил, сидит по стойке смирно. «Ах, солдат! То, что ты меня, вдову молодую, обесчестил – это-то ладно... Про то никому неведомо. Да и я хоть, в кои-то веки, ощутила силушку молодецкую. Но что я тебе покажу! – говорит, и зовёт громко: – Поди сюда, мальчик мой!» И вбегает к ним мальчонка, славный такой, шустрый да белокурый; если приглядеться - вылитый солдат, только без усов. «Вот сынок твой! – говорит барыня. – Зовут Ванечка».

Солдат так и онемел: сидит, глазами хлопает, не знает, что и делать. Обняла барыня мальчонку, поцеловала и отпустила с миром. «Эх, солдатушка, - вздыхает барыня. – Знаешь ли, каково это – вдове незамужней родить? Ведь как родила я Ванечку, так ни разу с тех пор в столицах-то не была! Так здесь, в деревне и сижу... Молодость и красоту свою гублю среди гусей да дворни. И никто в столичном свете о сынке моём не знает. Как мне там появиться??» «Чем прикажете вам помочь, сударыня барыня?» - робко говорит солдат, всю вину свою, наконец, осознавши. «Вот если б я была замужняя!.. Ах, как хорошо было бы!..» «Так чего же проще, сударыня? – говорит солдат. – Давайте я с вами запишусь... Законным супругом» «Ах, что ты! Как я могу, за простого солдата... Любить-то я тебя и так буду, - улыбается она ему с намёком. – Но вот замуж... Ах, в мужья мне не солдат, а генерал бы нужен!»