Юрий Подкорытов - Сказки из старинной шкатулки

— Только и слышу: башкир — хозяин пчел, башкир — хозяин гор и лесов, башкир — хозяин степей и озер! Все одному, давай поделимся!

Смеется Загид-батыр:

— Чего же нам делить с тобой? Леса богатые, степи широкие, озера глубокие! Живи!

— Давай делить! — уперся на своем Шурале. Хвостом туда-сюда крутит, злобствует.

— А как делить?

Нечистый в затылке скребет, копытцами землю бьет, башкой мохнатущей крутит. Придумал.

— Сроку нам три дня и три ночи. Кто какую веревку за это время сплетет, тот столько земли себе и захватит. Согласен?

— Согласен. Но смотри, чтоб без обмана какого.

На том и порешили. Поскакал Шурале по глухим урманам да по болотцам поганым своих подручных скликать.

Явились тридцать три старых зеленых черта, тридцать три кикиморы, да с полсотни лесных ведьм — мэскэй — набежали. Стали они с осины лыко драть да веревки вязать. Шум, гам, визг — не без этого!

Шурале подгоняет работников, а сам думает:

«Ну, хозяин гор, степей и лесов, посмотрим, какую веревочку ты за три дня да три ночи сплетешь. Удавиться разве».

А, Загид-батыр пошел в горы. Поднялся к заветному роднику, откуда голубые реки начало берут. Крикнул:

— Эге-гей! Иргаил-карлик! Покажись!

Раздвинулись тут горы, старичок с ноготок показался.

— Кто Иргаила-карлика звал?

Поклонился башкир Иргаилу, о своем споре с окаянным Шурале рассказал.

Пообещал помочь Иргаил-карлик. Взмахнул палочкой — откуда ни возьмись налетели золотые пчелки, зажужжали.

Приказал им Иргаил-карлик. Закружились пчелы над большой чашей из яшмы-камня, с крылышек золотую пыльцу стряхивают.

— Вот, — говорит Иргаил-карлик, — сейчас мы золото это переплавим и в кузнице моей горной начнем нить ковать. Помогай, Загид-батыр.

Загид-батыр уголь древесный в горн подбрасывает, молотком по наковаленке стучит.

Тонкая, прочная золотая нить получается. Вроде и небольшой клубочек вышел, а хватило окружить и степи жаркие, и горы, и леса, и тундру до самого Ледовитого море-океана.

Леший Шурале, как ни старался, как свою веревку из лыка осинового ни вытягивал, — достались ему болота топкие да чащи непроходимые.

А ниточка та золотая прошла через хребты уральские, через души и дела человеческие.

Известно, золото — металл благородный, не ржавеет и не старится.

Это еще при наших дедах-прадедах было. Они-то и рассказывали — жили на земле Уральской высокого мастерства люди. На руку твердые, на глаз острые. Ремесло свое отменно знали. Издавна о таких говорили: швец, жнец и на дуде игрец.

И жил-поживал старик один. Дедом Куделькой его звали. Что о нем люди рассказывали, то и мы не утаили. Одно доподлинно: никогда дед не якал — я да я. Рабочий человек сам себя в середку выставлять не любит.

Присказка у деда была любимая:

— Не бойся работы, пусть она тебя боится. Да еще одна:

— Глаза облюбовали — руки сделали.

Глаз у него приметливый, на работу веселый. Все у него спорилось, любое дело в руках горело. Да и в мастерстве огневом не в последних числился.

Построил дед Куделька избушку в поселке лесном. К самой горе прицепился. Хоть и малы горницы, да светлы. В одно оконце глянешь — раскинулась в зеленом мареве тайга уральская, в которой птицы и зверя не считано. В другое посмотришь — голубое озеро глаза слепит. На крылечко выйдешь — слышно, как щука хвостом бьет да рыбью мелочь по камышам гоняет.

А вокруг горы синие щетиной сосен заросли. Золотыми свечками березы горят, красными шапками рябины покачивают. Прыгая с камушка на камушек, падают с гор звонкие ручьи. Вербы смотрят в студеные воды быстрых речек, а по берегам топким — заросли черемухи и хмеля буйного.

Уважали деда Кудельку, за советом не раз приходили. А дед мужикам молодым как бы невзначай подсказывал: такое-то, мол, место малахитом богато, а в таком-то вот огненной змейкой жилка золотая проскочила.

Народ здесь рослый, могучий. Все больше по горному делу старались, а который и зверем пушным промышляли. Но и такие были, на которых и слов хороших тратить не хочется.

Соседом у деда Кудельки никудышный жил мужичонка. Шаромыга-Торопыга, Алеша — два гроша, шейка — копейка, алтын — голова, по две денежки — нога: вот и вся ему цена. Верхушкой прозвали. Словами туда-сюда, а делами никуда. За десяток работ сразу брался, да ни одной до конца не доводил. Все верхоглядом. А на язык подковыристый, занозистый. С рыжеватинкой в волосе да со ржавчинкой в голосе.

Работник так себе, зато на еду-питье дармовое — лютый!

Ну, народ у нас не жадный, последним куском поделятся. Заходи в дом, угощайся.

Верхушка и повадился. К одному, к другому столу прибьется. Поест, попьет, языком помелет-почешет.

Похваляется:

— Человек сыт одним хлебом да еще одним ремеслом. Я вот (пальцы на руке растопырит!) — столько ремесел держу. И то могу, и другое, и третье.

Мастером себя выставляет. А ему отвечают:

— Дело мастера хвалит. Не все годится, что говорится. Ремесло не языком держится. Ты бы, Верхушка, работенку какую одолел. И народу польза, и тебе пропитанье. Вон дед Куделька — и швец, и жнец, и на дуде игрец.

И верно. У деда талантов много. Кафтан пошьет — любой красавцем писаным станет. В поле с серпом выйдет — ни один колос даром не пропадет. На дуде заиграет — ноги сами в пляс идут.

Мужики деда за тонкую работу уважали, а девки да бабы за ремесло портняжное особенно.

Осенью хлеба уберут, по амбарам-закромам развезут, так и свадьбы играть начинают.

Забегают тетушки да мамушки:

— Ты уж, дедушка, одежонку нашей невесте поприглядней да пофасонистей смастери. Один раз замуж-то выходят. И жених новую рубаху просит. С петухами. Чтоб на всю округу горланили..

Ну, как тут молодым не угодить? Невеста — ягодка-красавица. А жених — точно дубок молодой.

Хитро улыбнется дед:

— А как же, фасон дороже приклада. Не за работу платят, за фасон.

Вот и Верхушка задумал портняжному ремеслу обучиться.

«Ладно, — думает, — я ведь страсть как башковитый, враз деда за пояс заткну».

Приходит и говорит:

— Я, слышь, ремесло портняжное осилить хочу. Мужиков наших в кафтаны новые наряжать буду. Научи!

Отвечает дед:

— Ремесло пить-есть не просит, а хлеб приносит. Я свой секрет не таю, все на виду. Только ремеслу много учиться надо.

— Да чего там! Я понятливый — враз науку осилю.

— Ну, смотри. Однако языком и лаптя не сплетешь.

Проучился Верхушка у деда три дня. Где иглой ткнет, где утюгом прижжет, где черное белой ниткой пришьет.