Меган Моррисон - На землю с небес и дальше в лес

— Куда это ты? — сердито окрикнули его.

Рапунцель снова обернулась к домику посмотреть, кто это сказал. Оттуда вышла женщина и моментально нагнала Джека. Она была не старая, но худая и с кожей, будто туго натянутой на кости лица, с черными прямыми волосами, выбившимся от бега из низкого тугого пучка, и с темными глазами точно как у Джека.

— Не могу объяснить, времени нет. Я должен бежать... Прости, мама. Вернусь через четырнадцать недель...

— Четырнадцать недель? — воскликнула мама Джека. — Ты нужен нам здесь! Как я буду здесь справляться без тебя целых три месяца?

Джек понизил голос:

— Деньги у тебя будут. Гусыня на моей кровати несет золотые яйца. Спрячь ее, не дай ворам до нее добраться.

— Золотые яйца? — Мама схватила его за жилет. — Что ты натворил? Я видела это ужасное растение во дворе сегодня утром, видела, куда оно ведет. Скажи, что у тебя хватило ума не взбираться по нему, пожалуйста, Джек!

— Я залез по нему, — прямо ответил он. — До самого Гегууля.

Его мама вздрогнула и простонала:

— Нет! Сколько раз говорила тебе, как бы нам ни было трудно, как бы мы ни голодали, не продавай себя Белой...

— Я и не продался. Никогда не видел Белой Феи, и я не ведьмак. Зато меня обхитрила великанша, и теперь я должен пойти в Красноземье, или...

— Красноземье?! Я тебя никогда не увижу, если ты уйдешь так далеко!

— Увидишь-увидишь. Но сейчас мне пора. Поверь мне — это ради всех нас.

— Точно так говорил твой отец, прежде чем отправился искать клад. Я молила его не уходить, предупреждала, что пещеры запутаны и зачарованы, но он был так уверен, что сможет помочь нам всем…

— Сейчас все иначе, — сказал Джек. — Если я не пойду, то...

Дверь домика хлопнула снова, и оттуда выбежала босоногая девочка в пыльных обносках. Она бросилась к Джеку, который, присев, поймал и обнял ее. Рапунцель знала, что это Тесс. Волосы у нее были такими же черными и блестящими, как у брата и матери, зато глаза — огромными, голубыми, опушенными длинными ресницами. Наверное, в отца, в то время как Джек глазами весь в маму.

— Не уходи! — девочка вцепилась в Джека. — Куда ты идешь, Джеки? Не уходи, не надо.

— Тесс, — Джек, в дрожащем голосе которого звучали и страх, и вина, отодвинулся, чтобы посмотреть сестренке в лицо. — Послушай, я ухожу на четырнадцать недель. Это как долго?

— Три месяца и еще неделя, — ответила Тесс.

— Правильно. Или, по-другому, девяносто восемь дней. Ты можешь считать эти дни, и к тому времени, как ты закончишь счет, я буду дома. Обещаю. — Он оттер пальцем грязное пятнышко с щеки девочки. — Не забывай читать и писать каждый день, пока меня не будет, ладно? Обещаешь?

Тесс мотнула головой, ручонки вцепились в воротник брата:

— Нет, не бросай нас, как папа, нет, нет...

Лицо Джека посерело, словно туча. Он поцеловал сестренку в лоб, прохрипел:

— Я вернусь вовремя, — и отцепил от себя детские пальчики. — Правда. Клянусь, ты не пострадаешь.

— Что значит «вовремя»? — голос матери стал неестественно высоким. — Что ты хочешь сказать, обещая, что она не пострадает? Джек, что ты натворил?

Джек встал и в молчании посмотрел на маму и сестру. А потом развернулся и устремился вниз по склону, на бегу перепрыгивая через камни и изгороди.

Рапунцель смотрела, смутно понимая, что не может последовать за Джеком. Что она на самом деле не в Нехватаеве. Это все уже случилось. Это память — Перводрево показывает ей воспоминание Джека. Внезапно ей стало интересно, хранит ли Перводрево вообще все воспоминания? Даже те, что отняты Ведьмой?

Небо снова двигалось — приближалось и приобретало вид каменного. Рапунцель упала на колени, испугавшись, что ее раздавит, но плита остановилась высоко над ее головой.

Потолок. Домик-развалюха и окружавшие его серые горы исчезли. Рапунцель очутилась в коридоре, которого никогда не видела прежде, и в растерянности коснулась рукой каменной стены.

— Предатель!

Незнакомое слово, произнесенное знакомым до боли голосом.

— Ведьма, — прошептала Рапунцель с сильно бьющимся сердцем. — Ведьма, где ты?

— Предатель, предатель...

Голос казался охрипшим от слез. Рапунцель бросилась вперед, желая помочь Ведьме. Коридор был длинным со множеством дверей, между которыми в настенных канделябрах горели свечи. Мраморный пол отражал танцующие язычки пламени.

— Он говорил, что любит меня…

Ведьма плакала где-то впереди. Рапунцель подбежала к первой двери слева и распахнула ее.

В большой темной комнате, освещенной только полупогасшим камином, лежа на покрытом ковром полу, рыдала Ведьма. Спина ее вздрагивала.

— Он был моим... — ковер заглушал всхлипы.

Ее окружали розы, сотни роз. Букеты в корзинках, перевязанные лентами. Часть цветов вывалилась на ковер, поэтому казалось, что Ведьма рыдает в освещенном костром саду.

— Сядь, девочка. Успокойся.

Рапунцель увидела, что в комнате есть еще одна женщина. Выглядела и говорила она словно более старая Ведьма, вот только лицо ее было строгим, как и голос. Она очень прямо сидела на высоком стуле рядом с камином и глядела сурово.

Ведьма, словно марионетка на нитях, села, повернулась к женщине и подняла заплаканное лицо. Рапунцель поразило, какая она красивая, — такой красивой и молодой она Ведьму никогда не видела. Во взгляде ее была мягкость, которой Рапунцель тоже никогда не замечала: может, так казалось из-за слез, а может, и нет.

— Мама, — голос Ведьмы сорвался. — Помоги мне.

— Я не могу помочь, когда ты ведешь себя как уличная девчонка. Немедленно возьми себя в руки.

Ведьма не двинулась с места, лишь прошептала:

— Мое сердце разбито.

— Ерунда, сказки. Поднимись с ковра, Энвеария, сейчас же.

Поднималась Ведьма чуть-чуть неуклюже, словно очень устала. Но встала красиво, с такой же прямой спиной, как у матери. На ней было длинное платье из тяжелого атласа, богатые украшения свисали с ушей и блестели на шее. Даже темные волны волос придерживал драгоценный обруч. Рапунцель никогда не видела ее такой — обычно Ведьма одевалась просто.

— Он не может покинуть меня, — в отчаянии проговорила Ведьма. Она обвела глазами корзины цветов у своих ног. — Не может.

— Может. И покинул.

— Нет, это ошибка. Он вернется. Поймет, что поступил глупо.

— Глупо, но необратимо. Пришло приглашение на свадьбу. — Мать вздернула подбородок.

Ведьма застонала и зажала рот рукой, будто ее тошнило.

— Принц Филип сделал выбор и прислал свои извинения. Поэтому мы должны начать сначала, — безжалостно продолжила мать.

— Ты говоришь так, словно сойдет любой принц! — воскликнула Ведьма. — Будто ты выдашь меня за любого с короной, и неважно, кому отдано мое сердце.

— Энвеария, ты выйдешь замуж за будущего правителя. Думаешь, я зря потратила на тебя двадцать лет? Я готовила тебя в королевы.