Иван Ваненко - Тысяча и одна минута. Том 3

…..Катай с плеча! Будь присказка не толковига, да будь горяча; не ломит костей от пару, не боятся тепла, а берегутся угару; а где вишь тепленько да мокренько, там и сладко побыть; нам старикам в поминку, а молодым в диковинку.

То не наша поляница, то не нам испечь, не про нас тот говор, не про нас та речь!

Где то, видишь далеко, да и давно при том, у лукоморья вишь зеленого, да и царь-то Горох в то время, поразскажут, едва на четвереньках ходил; так тогда то и там то вишь Дурень жил. Отчества его не ведаю и племени тож, а был вишь тот Дурень во всем хорош, и статен, и виден, и ростом велик; не доставало ему малости, ума не ума, а смышлености!..

Искал, видишь он, смысла по крутым горам, а смысел на ту пору во рву отдыхал; искал он смысла в темном лесу, а смысел в ту пору по полю гулял; искал он смысла меж честных людей, а захватили смысел во пир пировать! бился наш Дурень, маялся, кричал-выкликал зычным голосом: «Скажите мне, люди добрые, бу де вы перевелись, хоть люди книжные, скажите, поведайте; помогите моей дури своим умом-разумом!.. Где найдти мне смысла, не холостого смысла буянливого, а женатого толанливого, женатого смысла на правде истинной?.. Или он смысел в воде потонул, или он в землю запрятался!.. Якорем, удой ли смысл мне достать, иль выкопать его скребком, аль лопатою?..

рассмеялись себе науме люди добрые, и завопили люди книжные: Экой ты Дурень недогадливый! где тебе Дурню смысла искать?.. Хочешь ты при нем правды да и приплода небойсь? нет, тебе век про него не доведаться: смысел дается смышленому, а правда дается правдивому!

«Да я тем же и прав, молвил Дурень, что дурак давно!»

– Ну, сказали люди книжные, стало тебе не надо и смыслу!.. А пожалуй, буде ты его крепко добиваешься, то покажем дорогу: летает вишь он смысел по поднебесью; летала, слышь ты, ворона да каркала, а собака на хвосте сидела да лаяла, видно тут и смысел был и видно они его завидели!

Нот как ходил искать Дурень смыселу, я нам поразскажу подробно про все; простите-не вините, люди добрые, что старье принес вашей милости: ведь мудренее-хитрее выдать старое за новое, чем из нового да обнову сшить! Да ведь это дело было заморское…

То не наша паляница (бублик), то не нам испечь, не про нас тот говор, не про нас та речь!

Был он Дурень-Бабин прозвищем, бабарихин муж, Лукерьин сын, а сестру звали Чернявою; только всей семьи и насчитывалось.

Да прошу честную компанию вот еще заприметить что: что Дурень ведь Дурню врозь идет: иному Дурню не смей пальцем погрозить, а иного по загорбку сколько хоть колоти, еще он же Дурень сдуру поклонится, таков и этот был Дурень-Бабин лукерьин сын.

Вздумал он Дурень на Руси гулять, людей увидать, себя показать, да у православного народа смысла доведаться; и идет он сутки, то есть ночь со днем: то-то толк дурий, видно смыселу нет!. К чему бы ему ночь в день оборачивать? Только днем дело делай, а ночью спи, так и будешь здоров и не падать созывать лекарей-докторов; а то день то проспишь ино место, а ночь всю глазеть готов!.. Ну хорошо ли это, Дурень, ладно ли? Нет, у нас на Руси так не водится!.. у нас ночь-то ночью, а день днем идет; так стало вы напрасно в Русь и пожаловали искать смысла вровень вашей глупости! Вот в заморской земле, на другом берегу, там день деньской спят, дрыхнут без просыпу, а по ночам в писаные ярлыки переметываются; мы люди крещеные, мы, бу де ино место лень не возьмет, любим и к завтрени встать; а ведь у нас не то, что за морем, около полудня то ударят, то нет; наш батюшка-отец велит часа в четыре дьяку благовестить!..

А Дурень Бабин и расхохотался на эту оказию!.. Да чтож ему и делать, коли выспался.

Вот идет Дурень, с ноги на ногу переступает, точно вчера хмелен был, точно понатянулся того вина заморского, которое вишь если выговорить захочешь, то язык свихнешь, а как польешь его не мимо горла, зашиворот, то уж так на одну сторону и потягивает!

Идет Дурень и видит; рядом две избы стоят, исписанные-неузорчатые и притулясь своими крышами к сырой земле. Дурень себе на уме и посмеивается: «видно, говорит, хозяин хорош, что об доме не заботится, да видно, еще молвил, и исправник не глуп, что позволяет донельзя стоять!» Ах ты Дурень, Дурень, еще умничаешь!.. Да ты свою избу построй, да и раздобарывай! Ну да пусто его Дурня, пес его возьми, посмотрим, что то вышло далее?.

Зашел он в избу, ан нет никого; «вот думает, глупый народ! смотри пожалуй, все наровят на добряка напасть: и двери настеж и окна без запора, и рот на распашку и язык на плечо, так вот и думает, что народ заморский глупее их; хорошо, что я не из этаких: я и при вас да к вам же в рот влезу хоть обувшися, если вы таковские!» Ведь экой хитрец, посмотришь, щуку нырять выучит!

Завидел Дурень свет под полом; поднял половицу, глядь: а там и сидит сила нечистая, не к ночи сказать, и занимается работою, хоть бы в нору заморскому боярину, потасовывает да подсовывает…. Два то чорта там были точно братья родимые похожи друг на друга, как две капли-вина не русские, и зовут друг друга одинаким имянем; инда Дурень подивился такому сходству, хоть бы ему Дурню дивиться и последовало. Один из них бумажки мечет на стол писаные, а другой заглянет к тому, что близко него сидит, да сзади побратиму чорту пальцами штуки и выкидывает.

Смотрел-смотрел Дурень и диву дался, чего они пострелы распотешились! Иной загнет угол у ярлыка крашеного да и бряк на стол, а тот, кто супротив стоит, покинет свои ярлыки на ту на другую сторону да и молвит: убито!.. и этот, что ярлык загибал, начнет драть сам себя за волосы… Уж лучше, думает Дурень, он бы знал загибал, а таскать-то себя другому-б велел, а то что одному и за тем и за этим маяться.

Заглянул Дурень подалее, видит дело не шутка, чуть ли и впрямь не караул кричать: понакидано у них, у силы нечистой, золото грудами и вот так по столу и похаживает, то тот, то этот к себе прогребет, пусто их знает, какой тут расчет!

Смотрел Дурень, выглядывал, да и молвил подурацки, посвоему: «люди добрые, молодцы скромные, успешной работки честным господам!»

Как воззрилась на него сила нечистая, да как увидала, что это не ихний приспел, кинулась к нему, ну комшить, ну жучить, но бокам отхватывать, ноги ломать да руки вывертывать, как у комедианта ученого… Дурень с испуга незнал что и делать, только начал метаться туда и сюда; насилу-насилу отделался, и то уж не сам, а какой-то петух добрый сжалился, да до поры до время кукореку пропел; все окаянные исчезнули, остался Дурень как перст один и поплелся во свояси.

Пришел домой плачет-рыдает, и себя ругает и чертям спуску не дает.

Спрашивает мать Лукерья, доведывается жена Бабариха, допытывается сестра Чернава: что Дурня разобидело, от чего он Бабин кручинен пришол?