Марья-Леена Миккола - Анни Маннинен

Со всех сторон послышались одобрительные выкрики, и даже Большой Лягух осмелился высунуться из кармана ночной рубашки Анни и проквакал:

— Горностай — царь разбоя. Он сеет смерть и ужас! Он кровожадный, он убивает убийства ради!

— По-моему, все ясно, — сказала Мама Ласка. Нас так много, что им такую силу не одолеть. Окружим дворец и изгоним тирана на край земли. А все его ружья и «пушки» побросаем в болото.

Звери были очень воодушевлены и полны смелости. Лесной Кот попросил слова, и все в один голос закричали:

— Говори!

И Кот сказал:

— Я хотел бы спросить, каково на этот счет мнение Дитя Человеческого. Люди ведь веками ведут подобные войны.

К своему удивлению, Анни ощутила, что рот ее раскрылся, и она произнесла звонким и серебристым, как колокольчик, голосом:

— Раз и птицы стали жертвами тирана, их тоже надо позвать в этот поход. Подумайте, какое впечатление произведет это крылатое войско!

Все поддержали предложение Анни и дали священную клятву, что ни один хищник — ни большой, ни малый — не тронет ни одну птаху — ни большую, ни малую, — пусть даже она скачет у него под самым носом. Выслушав дружную клятву, Анни двинулась вперед, словно подхваченная мощным порывом, поднялась на высокую скалу и запела. Она пропела свою песню на восток и на запад, на север и на юг. И когда Анни пела, она была полна величия и силы, как настоящая Повелительница Лесных Духов:

И именно так, как говорилось в песне Анни, стал усиливаться птицекрылый шорох, наполнив собою весь лес вокруг болота. Пернатые слетелись на зов девочки со всех сторон света. Они расселись по веткам, по камням и кочкам, не испытывая ни малейшего страха в присутствии хищников… Птицы чирикали, чистили перышки после полета, взлетали, подпрыгивали, щебетали… Гомон стоял неумолчный. Забравшись на макушку высокой ели, Ворон громко заговорил:

— Корпп… кронк… клонг… Бояться меня никому не надо, хотя я и летаю по пятам за волком. Я вам горя не доставлю. Ведь я веселый парень. Я умею передразнивать даже кукушку, эту легкомысленную вертихвостку.

И действительно, неожиданно Ворон испустил на весь лес звонкое «Кук-куу!».

Ничего подобного Анни никогда в жизни своей не видела и не слышала. Даже бывалый Лесной Кот усмехнулся:

— Ай да шельмец, ай да ворон!

— Хьють-ли-плис-плоо, тиу-лиу, тиу-лиу — прокричала Иволга. — Зимую я на Мадагаскаре, но летом меня тянет в тенистую рощу, поближе к светлой воде! Хочу на Лехилампи! На Лехилампи!

— На низинных покосах из-под ног путника нередко пугливо взлетает маленькая серенькая птичка, и эта птичка — я! — пропищал луговой конёк. — Ви-вии-ви!

Потом перед Анни деловито прошествовал щегол, на нем был щегольской, очень веселенький, цветистый наряд, и песенка его лилась звонкой трелью: дьюй-дудли-дудли-теп…

— Я тоже хочу на Лехилампи, где по берегам стоят стройные камыши, — сказала камышевка-барсучок. — Моя бодрая песенка оживляет сумерки летней ночи: кати-кати-псили-и, тр-тр-тр! Пси-ли, тр-тр-тр!

— Летним вечером, в сумеречной прохладе, на сосновых перелесках журчит и моя любовная песенка: р-р-р-р-р-р-р, — нашептывал козодой прямо в ухо Анни.

С маленького мохового болотца вдруг донесся звонкий металлический голос: крик-крик… Там, в укромных зарослях, купался чирок-свистунок. Но вот с верхушки елки раздался глухой голос лесного мохноногого сыча:

— Бу-бу-бу-бу. Ночью охотиться буду. Добычу себе добуду. Залечу хоть на хутор, хоть на двор, поближе к сараям, скользну беззвучной тенью…

Еще до слуха Анни долетела печальная призывная песнь: сии-пиин… Так пел серенький куличок, и песня его кончалась тонким, пискливым: ти-ли-ли… Этого куличка люди называют перевозчиком, потому что он все время перелетает с одного берега на другой, как будто что-то перевозит через речку. Анни помнила еще много разных названий куликов — ходулочник, шилоклювка, краснозобик, бекас, вальдшнеп, кроншнеп, большой улит, сорока, чибис, черныш, белохвостик, зуек… Еще Анни знала из одной сказки, что кулик — это беспокойная душа повара, готовившего обеды для фараона… Этот повар все мечется по побережью, созывая к обеденному столу воинство, погребенное в волнах Красного моря: где вы, где вы? где затеря-ялись?

Среди всего этого разноголосья — пересвиста, щебетания, бормотания, пения, трепетания, средь шороха крыльев, среди лисьего лая, лягушачьего кваканья, игривых трелей — раздался вдруг твердый, громкий голос Лесного Кота, и не было в этом голосе ничего похожего на кошачье мяуканье:

— Сейчас мы все выступаем в поход на Лехилампи, и я прошу сохранять порядок. Мы нагрянем с суши и с воздуха, с воды и с каменистых гряд, и справа и слева, и с севера и с юга, и горностаи непременно дрогнут перед такой силой. Так смелее вперед, неприрученные!

Все сразу встрепенулись. Стайками и парами звери последовали за Лесным Котом. Анни и Конь Туман тоже отправились за ним. Девочка шла и удивлялась, как тихо и бесшумно умели двигаться лесные жители. Иногда раздавался только легкий, чуть слышный шорох. Вся эта движущаяся масса была похожа на мягкий пестрый ковер. А в воздухе, в темноте ночного неба, величаво шумела разнокрылая стая. Птицы умышленно летели высоко, чтобы горностаи не смогли их заметить.