Павел Бажов - Малахитовая шкатулка

— Помилосердствуй, — говорит, — Устав Уставыч, напредки того никогда не будет.

Шпилю, конечно, любо, что самолучший мастер ему кланяется. И то, видно, в понятие взял, что Власычевым мастерством сам держится. Вот Шпиль задрал свою спину выше некуда и говорит:

— Снай, Флясыч, какоф я есть добри начальник. Фсегда меня слушай. Первый фина прощай. Фторой фина поймаль — сто пальки.

Потом стал допытываться, кто коробушечку делал, да Власыч это на себя принял.

— Сам смастерил, в домашние часы. А надпись иконный мастер нанёс. Я по готовому и выскоблил, как это смолоду знал.

Смекнул тоже, на кого повернуть. Иконник-то из приезжих да ещё дворянского сословия. Такому заводское начальство, как пузыри в ложке: хоть один, хоть два, хоть и вовсе не будь.

Коробушечку со спичками немец отобрал и домой унёс, а остатки Власыч себе прибрал.

Пришёл Шпиль домой, поставил коробушечку на стол и хвалится перед женой, — какой, дескать, он приметливый: все сразу увидит, поймёт и конец сделает. Жена в таком разе, как, поди, у всех народов водится, поддакивает да похваливает:

— Ты у меня что! Маслом мазаный, сахарной крошкой посыпаный. Недаром за тебя вышла.

Шпиль разнежился, рассказывает ей по порядку, а она давай его точить, что человека под палки не поставил. Шпиль объясняет: мастер-де такой, им только и держусь.

А жена своё скрипит:

— Какой ни будь, а ты начальник. На то поставлен, чтоб тебя боялись. Без палки уважения не будет.

Известно, у немцев, не как у других людей, баба лютей мужика живёт. На том вырощена, чтоб палку за бога почитать. Скрипела, скрипела, до того мужа довела, что схватил он коробушечку и пошёл на завод, да тут его к главному заводскому управителю позвали. Испугался сперва, подумал, не донёс ли кто об этом случае. Прибежал, а у главного управителя кабинетская бумага. Спрашивают про алмазную сталь: кто её сварил и почему не донесли?

Власычевы-то спички давненько по заводу ходили. Не столько ими огонь добывали, сколько стекло резали. Ну, может, со стекольщиками и по большим дорогам пошли да там на какого-нибудь большого начальника и набежали. Не все же дураки были из начальства-то. Увидел — небывалая сталь, начал дознаваться, — откуда? Ему сказали, вот бумага и пришла. Вроде не строгая, только с малым укором. Шпиль перевёл это в своей дурной башке: заставлю Власыча сварить ещё такую сталь, а скажу на себя и награду за это получу. Вытащил из кармана коробушечку, подал управителю и говорит в таком смысле. Управитель из немцев же был. Обрадовался. Ну, как же! Большая подпорка всем немцам, чтоб подольше на хлебном месте, — в нашем, то есть заводе, удержаться. Похвалил Шпиля:

— Молодец! Показал русским, что без нас им обойтись никак невозможно.

И тут же состряпал ответную бумагу. Моим, дескать, старанием обер-мастер Шпиль сварил алмазную сталь, а не доносили потому, что готовили форменную укупорку. Делал её русский мастер, оттого и задержка. Известно, немец не может без того, чтоб не наплести худого на русского человека.

Велел это письмо начисто переписать и с нарочным отправить в Сам-Петербург. И Власычеву коробушечку туда же.

Шпиль от управителя именинником пошёл, чуть не приплясывает. Вечером пирушку устроил. Все заводские немцы сбежались. Завидуют, конечно, дивятся, как такому дураку этакая штука, а всё-таки поздравляют. Понимают, что всем большая выгода.

На другой день Шпиль пришёл на завод и как ни в чём не бывало говорит Власычу:

— Фчера глядель тфой игральки. Ошень сапафни. Ошень сапафни. Сфари такой шталь польни тигель. Я расрешай. Сафтра.

А Власычу уже всё ведомо. Копиист, который бумагу перебелил, себе копийку снял и показал кому надо. И Власычу о том сказали. Только Власыч виду не подает, говорит немцу:

— То и горе, Устав Уставыч, — не могу добиться такой стали.

У немца дальше хитрости не хватило. Всполошился, ногами затопал, закричал:

— Как смель шутк начальник кафарийть?

— Какие, — отвечает, — шутки. Рад бы всей душой, да не могу. Спички-то, поди, из той стали деланы, кою, помнишь, сам варить пособлял. Ещё из бумажки-то подсыпал, как главное начальство из Сам-Петербургу наезжало.

И верно, был такой случай. Шпиль, видно, хотел себя знающим показать, всё время суетился при варке, а Власычу в тигель ещё и подсыпал чего-то из бумажки. Мастера смеялись потом: понимает тоже пёс, кому подсыпать. Знает, что у Власыча всегда хорошо выйдет. Теперь Власыч и закрылся этим случаем. Шпиль, как он и в немцах дураком считался, поверил этому разговору. Обрадовался сперва, потом образумился маленько: как быть? Помнит, — точно высыпал в варку аптечный порошок. Так, для важности, будто он какую тайность ведёт. А порошок, оказывается, вон какую силу имеет. Только как узнать, который это порошок был? Шпиль больше и разговаривать не стал, побежал домой, собрал все порошки, какие в доме оказались, и давай их разглядывать. Мерекал-мерекал и решил — буду пробовать по порядку. Так и сделал. Заставил Власыча варить сталь, а сам тут же толкошится и каждый раз какой-нибудь порошок в варку подсыпает. Ну, от колотья в грудях, от рвоты, от удушья, от почечуя, либо от кашлю.

Да мало ли всякого снадобья. Власыч свою сноровку имеет: одно сварит покрепче, другое пожиже да и сулит:

— Видно, другой порошок был, а поглядеть, — будто одинаковые!

Этими разговорами с последнего умишка Шпиля сбил. Окончательно он уверился в силе аптечных порошков. Тем временем из Сам-то Петербургу новая бумага пришла. Управителю, конечно, одобренье, Шпилю — награжденье, а заводу — заказ: сварить столько-то пудов алмазной стали и пустить её всю в передел для самого наследника. Сделать саблю, кинжал, столовый прибор, линейки да треугольники. Ну, разное, и всё с рисовкой да позолотой. И велено всякую вещь опробовать, чтоб она могла стекло резать.

Управитель обрадовался, велел собрать всех к господскому дому и вычитал там бумагу. Пусть, дескать, русские знают, как немецкий мастер отличился. Немцы, ясное дело, радуются да похваляются, а русские посмеиваются, потому — знают всё, как Шпиль еже день свою дурость с порошками показывает.

Сталь по тем временам малым весом считалась. Заказ да с переделом вовсе большим казался. Переделочные и потребовали сразу — подавай алмазную сталь. Шпиль вовсе в пот, бьётся. Порошки, которые от поносу, давно ему в нутро потребовались. Сам управитель рысью забегал. Этот, видать, посмышлённее. Сразу понял, что тут Власыч водит, а что поделаешь, коли принародно объявлено, что алмазная сталь Шпилевой выдумки и работы. На том только настоял, чтобы Шпиль один варил, никого близко не подпускал. А что Шпиль один сделает? Смех только вышел. Переделочные между тем крепче наступать на управителя стали: