Братья Бондаренко - Горицвет

— Помогите, бьют меня!

Увидел, что Потап мимо идет, заорал еще пуще:

— Бьют меня, помоги, Потапушка.

Но Потап сторонкой, сторонкой и ушел н чащу.

Надавали медведи тумаков медведю Тяжелой Лапе и ушли. А медведь Тяжелая Лапа к Потапу побежал. Пришел к нему и ну корить, выговаривать:

— Что же ты не помог мне? Ты же видел — бьют меня.

— Видел, — подтвердил Потап.

— Ты же слышал — зову я тебя.

— Слышал, — подтвердил Потап.

— Что же ты не пришел выручать меня?

— А я подумал: лес большой, и без меня есть кому помочь тебе. И прошел мимо.

Почесал медведь Тяжелая Лапа шишку над глазом, сказал:

— Ты уж если услышишь в следующий раз— кричу я, беги скорее. Ты так всегда думай: кроме тебя мне помочь некому.

Бежала Лиса мимо берлоги медвежьей. «Дай, — думает, — погляжу, что медведь делает». Заглянула в щелку, а медведь сидит за большим столом и большой ложкой из большой миски мед ест.

Потянула Лиса дверь на себя, а она закрыта. Тук- тук — она тогда лапкой, а сама все в щелку смотрит, что медведь делать будет.

Вскочил медведь из-за стола, оттащил миску с медом в дальний угол, прикрыл ее лопухом и уж только тогда голос подал:

— Кто там?

— Я это, Иваныч, — Лиса. В глаз что-то попало мне. Погляди, пожалуйста.

Впустил медведь Лису в берлогу. Глядит ей в глаз, а он чистехонек, ну даже самой крохотной пылинки в нем нет. А Лиса говорит:

— Ты лучше, Иваныч, смотри, чтобы мне к тебе второй раз этакую даль не тащиться.

А сама думает: «Как же это косолапого заставить медком меня угостить?» И тут затирикал Сверчок в углу:

— Тир-рик... Тир-рик...

Навострила Лиса уши:

— Что, что?.. Ну и что? Его миска. Он куда хочет, туда и ставит ее.

— О чем это ты?—спросил медведь.

— Да вон Сверчок мне говорит,—отвечает Лиса,— что ты миску со стола в угол составил и лопухом прикрыл. А я ему и говорю: Иваныча миска, а он свою миску куда хочет, туда и ставит.

— Верно ты говоришь. Какое дело Сверчку, куда я миски свои ставлю.

А Сверчок опять в углу затирикал:

— Тир-рик... Тир-рик...

И опять Лиса уши навострила, будто слушает.

— Что? Что? Ну и что? На то и миска, чтобы в ней держать что-то.

— О чем это ты? — насторожился медведь.

— Да все Сверчок этот. Говорит, что у тебя в миске — мед. А я ему и говорю: «Ну и что? На то и миска, чтобы в ней держать что-то».

— Верно говоришь. Какое дело Сверчку, что я держу в своих мисках.

И опять Сверчок в углу затирикал:

— Тир-рик... Тир-рик...

И опять Лиса уши навострила, будто слушает:

— Что, что?... Ну, это ты брось. Не такой Михайло Иванович медведь, чтобы скряжничать... У него натура широкая, он каждого пригреть и приласкать норовит.

— О чем он там еще? — громыхнул медведь басом.

— Да говорит что ты это от меня мед спрятал, чтобы не потчевать меня.

— Вот брехун, возмутился медведь и грохнул на стол миску с мёдом. — У меня и в мыслях не было такого. Садись, угощайся.

Сидела Лиса за большим столом, ела большой ложкой из большой миски мед, а Сверчок тирикал себе в углу свою всегдашнюю песенку. Слушал его медведь и думал: «Какие квартиранты бывают... Живет в моей берлоге, моим теплом греется и выдает мои тайны. Ну погоди, вот Лиса уйдет, доберусь я до тебя, предатель...»

Пришла к Ежику старость и пригнула его к земле, старичком сделала — стареньким-стареньким. Глянешь на него и удивишься — и как в нем еще душа, в таком хилом, держится. Кажется, вздохнет сейчас еще раз, а уж еще раз вздохнуть и силы не хватит.

Но хватало у Ежика силы не только на новый вздох, но и на сказку. Уйдут молодые ежики на охоту, кликнет он к себе ребятишек, предупредит:

— Ну, у меня не шалить и не содомить. Сидеть тихо.

И начнет им разные лесные истории рассказывать. Жил он долго, повидал много, слушай только. А как- то сбежались к нему ежата, сказки ждут. Он и говорит им:

— Расскажу я вам, ребятки, сегодня о себе самом Вы знаете, какой я когда-то бедовый был да сильный.

у-у-у! Бывало, наколю на себя осенью десятка полтора яблок и цесу их домой и хоть бы мне что.

Слушают его ежата и пересмеиваются между собой: ну ведь это же небыль. Шутит дедушка Ежик. Где уж ему полтора десятка яблок на себе унести, когда его и одно к земле придавит. Дышит чуть, а тоже хвастается — полтора десятка! Куда ему, ветхому такому, яблоки носить.

А Ежик щурит маленькие глазки, рассказывает:

— А вы знаете, ребятки, сколько во мне когда-то прыти было, у-у-у! Один раз поймали меня школьники и унесли к себе в живой уголок. Забыли вечером дверь закрыть, я и убежал. И всю ночь по степи бежал, пока до дому не добежал.

Слушают его ежата и пересмеиваются между собой: ну ведь и это небыль. Шутит дедушка Ежик. Где уж ему пробежать столько, когда он вон чуть сидит даже. Дохни на него, посильнее, он и повалится. А тоже хвастает — всю ночь бежал.

А Ежик щурит маленькие полинявшие глазки, рассказывает:

— А какой я на озорство гораздый был, у-у-у! Расшалюсь, бывало, ну прямо на голове хожу.

Слушают его ежата и пересмеиваются между собой: ну ведь небыль же и это. Шутит дедушка Ежик. Какой из него озорник, где уж ему на голове ходить, когда уж он на ногах без помощи стоять не может, а хвастается.

И чтобы уличить Ежика во лжи, спросил его Ежонок:

— И когда же это было, дедушка Еж?

— Когда я молодым был,— ответил Ежик.

И прыснули ежата в ладошки —ну ведь небыль же и это. Шутит дедушка Ежик. Никогда он молодым не был. Они уж вот с весны живут, и всё время он старенький-старенький. Ох, уж эти старики, как они хитро шутить умеют. Наскажут такое — только слушай. Молодым, говорит, был. И кто ему поверит?

Повадился медведь Тяжелая Лапа к Лисе в гости ходить. Не успеет через порог перевалить, а уж спрашивает :

— Чем ты меня, Лиса, сегодня потчевать будешь?

Так и хочется Лисе крикнуть:

— Колом по башке.

Совсем медведь одолел ее. Но как крикнешь? Он — медведь. Он такое с тобой сотворить может, что и голоса навсегда лишишься.

Крепится Лиса, хоть и надоело ей кормить медведя. И вот как-то поймала она куропатку в роще, ощипала ее, только есть собралась, а медведь лезет через порог.

— Здравствуй, Лисонька.

И за стол вдвинулся:

— Ну чем ты меня сегодня потчевать будешь? Готов я.

«Ну, — думает Лиса, —была не была, а сейчас я тебе все, косолапый, скажу. Хватит тебе объедать меня».

И сказала:.

— Бессрамный ты, ни стыда в тебе, ни совести. За космы бы тебя да мордой в грязь.

И поднялся медведь Тяжелая Лапа во весь рост:

— Что?!

Тут же у Лисы и сердце в пятки ушло. Совсем она

иным голосом заговорила:

— Совести, говорю, в тебе нет. Не мог ты разве раньше прийти? Уж я ждала тебя, ждала... Куропатку вон ощипала.