Евгений Енин - Зубная фея летает на зубной щётке

– Нет, Фёдор, правителями мы становиться не будем, даже если очень попросят.

Вдруг посерьёзневший Степан усадил фея холодильника обратно.

– Хватит нам правителей. И у меня лично нет никакого желания с этим связываться. Только….

Степен замолчал. Все посмотрели на него.

– Только ничего не получится.

Степан сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.

– Э-э-э… Почему? – спросила Янка у загадочно молчавшего Степана.

– А потому, что королева выставила посты у двери в подъезд, и запечатала пластилином вход в мышиную нору. Уже второй день связи нет, не пробраться.

Янка, Машка и Фёдор хором ахнули.

Если уж Степан, наладивший с подъездными феями подпольный взаимовыгодный обмен всякими интересными штуками, говорил, что не пробраться, значит, не пробраться. Подпольный – в прямом смысле этого слова: они встречались под паркетом. Значит, шкурку игрушки, пусть того же несчастного пингвина, у Демьяна не попросить. Фея крёстная не выйдет из своего леса, а без неё они не справятся. Страшно подумать, что теперь будет.

Феи сидели у Янки до самого позднего поздна, до половины двенадцатого, пытаясь что-нибудь придумать. Но кроме гениального, но невыполнимого «и тут мы все на них набросимся!», им ничего не приходило в головы.

Разлетались они, когда игрушки уже начали оживать. В результате сразу после полуночи у домика Янки собралась целая толпа кукол, плюшевых медведей, верблюдов, мышей, привлечённых светом и шумом. Они затянули своё «Двай пыграем». Янка сидела за столом, зажав уши руками, и смотрела на неубранную посуду.

– Гады, – шептала она, – из-за вас или королева в Москву проберётся, или Марк тут всех замучает.

Может, крёстная рискнёт полететь ночью, если ей рассказать, что со шкуркой ничего не получилось? Или посоветует, как распустить слух про корону, а они как-нибудь без неё смогут это сделать? А если не получится?

Сквозь ладони в уши проникало тихое бормотанье игрушек. Как же она их ненавидела! Домой вернётся – все игрушки повыбрасывает. Взяла бы сейчас какого-нибудь мышонка воющего, и как его… как его…

Янка отняла руки от головы. А что здесь невозможного? Ничего. Даже ничего сложного. Нужно только… Нужно… Да, придумала.

Засыпала она под завывания с улицы, не пряча голову под подушку и улыбаясь.

Янку разбудил стук в запертую дверь. Свет хозяева ещё не включили, значит, даже семи утра нет. Зевая, она босиком прошлёпала к двери.

– Кто там?

– Зубная фея?

– Что??? А, ну да. Чего надо?

– Тебя к советнику королевы.

Янка открыла дверь. На крыльце стоял главный фей настенных календарей, кажется, Прокл, из свиты Клавдии. Чем может заниматься фей настенных календарей, Янка не представляла. Королеве приходилось придумывать новые должности для своих приближенных, и «главная фея губки для мытья посуды», это ещё не самое странное. Похоже, им всё равно, лишь бы перед называнием должности стояло слово «главный».

– А чё он так рано?

Янка потёрла лицо, не удержалась и ещё раз зевнула. Прокл выглядел, как огурец, забытый в холодильнике. Мятый, морщинистый и зелёный. И немного подгнивший.

– Это тебе рано, – он скривил губы, изображая улыбку. – А Марку поздно. Он ещё не ложился.

Прокл зевнул, втянув воздух сквозь сжатые зубы, чтобы рот не открылся. Он тоже явно не ложился. Янка в ответ зевнула ему в лицо, разинув рот, да ещё потянулась. Прокл не вынес провокации и зевнул так, что в челюстях что-то затрещало.

– Ну, э-у-э, ну, ты давай, а-о-о, давай, собирайся.

– Жди, я сейчас, – буркнула Янка, развернувшись.

Приглашать его в дом она не хотела.

Через полчаса они были во дворце.

Марк нервно расхаживал по своему кабинету. Услышав стук пластмассовой двери, бросился к Янке.

– А вот и ты. Наконец-то. Садись. Сюда. Нет, не у окна. Лучше сюда.

Говорил он отрывисто, румянец на щеках яркий, как нарисованный фломастером, круги у глаз уже не тёмные, а чёрные, сами глаза светятся, но никак не здоровьем и радостью.

– Что-то не так, что-то не так, что-то не так, – забормотал Марк, почти бегая вокруг Янки, сидевшей на пуфике.

Руки он держал перед лицом, и то сплетал, то расплетал пальцы, отчего они становились похожими на двух пауков.

– Что-то не так! – выкрикнул он, остановившись перед Янкой и топнув ногой. – Кому ты рассказала о нашем плане, а? Кому, говори, я же знаю, что рассказала!

Марк протянул к ней руки со скрюченными пальцами, но быстро отдёрнул. Попытался улыбнуться, но от его недавно обаятельной улыбки остался один нервный тик.

– Я не буду сердиться, не-фея Яна, правда. Я не рассчитывал, что ты сохранишь эту тайну, ха-ха, это и был план, понимаешь, такой план, я тебя проверял. Тебя, и тех, кто прибежал бы ко мне клясться в верности! Да! Это была проверка на лояльность нашей королеве Клавдии! Великой Клавдии!

Марк поднял лицо к потолку, воздел руки и крикнул:

– Великой!

Постояв с запрокинутой головой, он прижал подбородок к груди, и заговорил, ощупывая пальцами губы, будто проверяя, то ли они говорят, что он хочет:

– Но почему же никто не пришёл? А? Почему? Никто! Из этих жалких трусливых лизоблюдов никто не подошёл ко мне и не шепнул: «Я с тобой». Никто не подмигнул, не дал понять: он всё знает, и присягнёт мне, как только я стану… Стану…

Голос Марка затих.

– Неужели они так преданы ей? Нежели они доложили ей о моем плане, и она всё знает? Она знает… Она знает…

Марк стоял, раскачиваясь и закрыв лицо руками.

– Знает, и ничего не делает. Никак не показывает, что ей всё известно. Так же приветлива, как всегда. За ужином я весь вечер всматривался в её лицо, понимаешь… – Марк снова повысил голос, повернувшись к Янке, – понимаешь, и ни один мускул не дрогнул у этой… Этой… А! – Марк согнул ноги в коленях, раскинул руки, и начал кружиться на месте. – Я догадался! Догадался! Конечно! Она меня мучает!

Он резко остановился.

– Она наслаждается моими страданиями, моим отчаяньем. Если бы она дала хоть какой-то знак, я бы бросился ей в ноги, я бы объяснил, что я не заговорщик, я проверял преданность придворных, я искал слабое звено, искал агентов отребья из подъезда. Или… Или она не знает?

Марк обвёл глазами кабинет, и вздрогнул, остановив взгляд на Янке, как будто она внезапно возникла из воздуха.

– Ты! Ты кому-то говорила? Ты рассказала про наш план? – Марк рухнул на колени, и протянул к Янке дрожащие ладони. – Говорила? – и в его лице, и в голосе была мольба.

– Нет.

– Нет?

– Нет. Честное слово.

Янка соврала, не моргнув глазом. Врагам врать можно.

– Честное слово? В твоём мире это страшная клятва?

– В Москве? Ужас до чего страшная. Ещё это, как её… Клянусь своей черепашкой.

Черепашки у Янки не было, черепашку ей только обещали.