Анна Ахматова - Тропинка 03-1998

Но Ложконосик забеспокоился:

— Как это растает?

— А вот так — станет водичкой и буль-буль — утечёт!

— Так если снег растает, и я тоже?

— Конечно! Весной все снеговики тают. Они только зимой живут. А весной так хорошо!

И Чир-Чир размечтался о весне. Но Ложконосик его не слушал. Ему стало очень грустно. Так хорошо было играть с Таней, Чир-Чиром, с другими ребятами и снеговиками, и вдруг — буль-буль и ничего!

А солнышко теперь стало ужасно горячее. Скоро днём посреди двора показалась чёрная земля. Катка уже не было, горки тоже. С крыш свесились длинные сосульки. Снеговики, которые стояли на солнечных местах, становились меньше и меньше. “Тают,” — грустно думал Ложконосик. И ещё он увидел, что в уголок около беседки солнышко никогда не заглядывает и снег там почти не подтаял. Туда-то Ложконосик и перебрался, там и стоял. Таня и Чир-чир совсем редко звали его играть — около него было холодно, а на площадку он не выходил. А другие снеговики уже все потихоньку растаяли, и от них ничего не осталось.

Однажды утром Таня вышла во двор. До того она долго болела, и ей не разрешали гулять. А сегодня день был весёлый, солнечный, врач сказал, чтобы она подышала свежим воздухом. Вышла Таня на площадку, а там никого нет — кто в школе, кто в детском саду. И даже Чир-Чир улетел куда-то.

Скучно стало Тане. Подошла она к Ложконосику, а там холодно, бабушка играть не разрешила. Стала Таня одна на качалке качаться, да разве у одной получится?

Жалко стало Ложконосику Таню.

— Эх, — подумал он, — пойду немножко с ней покачаюсь. Совсем недолго, а потом сюда вернусь. Да и солнышко пока нет, тучка вон набежала.

Вышел он из своего укрытия, забрался на качалку, и стали они с Таней качаться. Вверх-вниз! Прыг-скок!

— Ох, — сказала Таня, — какой ты тяжёлый! Всё время меня перевешиваешь!

А Ложконосик подпрыгивает да смеётся:

—А ты после болезни совсем лёгкая!

Вверх-вниз! Прыг-скок! А солнышко из-за тучки выглянуло, удивилось:

— Это откуда здесь снеговик взялся?..

А Ложконосик с Таней не замечают, до того им весело качаться.

Вдруг Ложконосик говорит:

— Таня, а ты что-то тяжелее стала. Я тебя перевешивал, а сейчас не перевешиваю!

— Ой, — сказала Таня испуганно, — это не я тяжелее стала, это ты легче стал...

Посмотрел Ложконосик вниз — а от него водичка под качалку капает — кап-кап-кап... Спрыгнул он с качалки и совсем растаял... Осталась только лужица, а в ней голубые пуговицы, красная пряжка и зелёная ложка. А рядом — форменная фуражка.

Тут Чир-Чир подлетел.

— Что случилось?

— Ложконосик растаял, — ответила Таня и заплакала. — Это я виновата, из-за меня он из своего холодного уголка вылез.

А Чир-Чир сел на фуражку и говорит:

— Наклонись-ка, Таня, сюда!

Наклонилась Таня к ручейку, который из лужицы побежал, а ручеёк журчит:

— Не горюй, Таня! Я ведь не умер — только ручейком стал. Зато как нам сегодня весело было! Вот ты даже розовая стала. А я теперь буду жить в воде, а зимой вернусь со снегом. Ты возьми мои глаза, рот и нос, а будущей зимой опять меня сделаешь. И фуражку мою обязательно убери, не забудь! До свиданья! И ты, Чир-Чир, до свиданья!

И убежал.

Вытерла Таня слёзы, подняла голубые пуговицы, красную пряжку, зелёную ложку и форменную милицейскую фуражку, отнесла домой и положила их в коробку с ёлочными игрушками — до будущей зимы.

Рисунки Дмитрия ПРОКОПЬЕВА

Бонжурчик вам, дорогие читатели! Почему я так странно поздоровался? Так, ведь мы, короли, изъясняемся только на французском и только вежливо (Бонжур — по-французски «Здравствуйте»). А так как я ещё не настоящий монарх, то и приветствие уменьшительно-ласкательное — Бонжурчик.

Я хоть и королевских кровей, но дежурить мне всё равно пришлось. Да что там! Я рад, что на крыльце сегодня главный. А то ведь мне покомандовать не дают: чтобы армией управлять — молод ещё, чтоб министрами распоряжаться — образования не хватает Мама королева то и дело ворчит: «Горе ты моё луковое». А почему, к примеру, не чесноковое или редько-редисковое — не объясняет Ребята, а как ваши мамы охают-вздыхают? Присылайте мне, пожалуйста, мамины ворчалки, а я их напечатаю.

Оревуарчик (это я опять по-французски).

До свидания, значит...

За малообразованного подписалась Диана Колотовкина. Рисунки Марии Мельник

— Знаешь ли ты, Варвара, выражение «Не надо изобретать велосипед»?

— Конечно, Так говорят людям, которые придумывают что-то такое, что до них уже придумали.

— Верно. А знаешь ли, что сам велосипед изобретали не однажды?

- Один и тот же велосипед несколько раз?

- Конечно, не один и тот же... А дело было так. Летним утром 1817 года в Германии «сумасшедший» барон фон Драйз продемонстрировал своё изобретение. Эта машина напоминала самокат, но у неё был руль и мягкое сиденье.

- А почему «сумасшедший»?

- Дело в том, что люди не верили, что это «сооружение» проедет хотя бы до первой лужи. Но барон удивил всех, обогнав почтовую карету.

- А как называлась эта машина?

- Велосипед! Наш герой соединил два латинских слова velasis-быстрый и pedis-ноги. То есть быстроног.

- Здорово! Но что значит «изобретали несколько раз»?

- Дело в том, что изобретение Драйза было всё-таки улучшенным самокатом. А вот первую конструкцию, похожую на современный велосипед, создал Ефим Артамонов, житель уральского города Верхотурье в 1801 году. И проехал на нём до Петербурга.

- Вот это да! Наш земляк! Уралец!

- Но и у него были предшественники: четырёх-колесные повозки-самокаты, которые появились на улицах Европы уже в XVIII веке. Они строились в разное время и в разных странах — немцем Г. Гантшелем в 1649 году, французом Р. Ла Рошелли в 1693 году, в России Л. Шамшуренковым в 1752 году, англичанином Овенденом в 1761 году.