Станислав Востоков - Гоголь-моголь

В ночной беззвездной копоти
Пролез Петров в окно,
Порвав коварно по пути
Рубашку о стекло.
Мелькнули темные штаны
На светлом кирпиче,
Блеснула в отблеске луны
Лопата на плече.
За страшной маскою цветной —
Из галстука отца —
Никто не видел ни одной
Из мрачных черт лица.
Злодей, крадясь вдоль мрачных стен,
Коварно мял газон,
Когда унес соседей в плен
Полночный сладкий сон.
В неровном свете фонаря
Вдруг выступил забор.
Калитка хлопнула. Скрипя,
Откинулся запор.
Метнувшись хищною змеей,
Злодей к кустам приник.
И в яме
Темной и сырой
Зарыл
Петров
Дневник!

Много Пушкин подарил
Нам стихотворений.
Как ватрушки он творил
Множество творений.
В пламенном порыве
Этот умный дядя
Сочинял красиво,
Но вперед не глядя.
Ведь смутило б гения,
Если б знал заранее:
Что одним — творения,
То другим — задания!

В нашем мире почтальонов —
Сто пятнадцать миллионов.
В нашем мире хоккеистов —
Двести восемь тысяч триста.
В нашем мире президентов —
Ноль, ноль, ноль одна процента.
Ну а сколько в мире рыжих?
Почему нас не сочли же?
Обошли кого едва ли,
Только нас не посчитали.
Даже тут, я вижу, мы
Оказались рыжими.

Мне трещать бы — как сорока,
Бегать — словно слон,
Грохотать бы — без умолку,
Как пустой бидон.
И плясать бы — как корова —
И — как лось — скакать.
Вот тогда уж я Петрова
Смог бы показать.

Не плачьте, слезливые!
Есть ведь угроза,
Что смоют вас ливнями ваши же слезы:
Смоет ресницы сперва на глазах,
После лицо — за слезою слеза,
Потом, постепенно, шею и руки,
Оба колена и — полностью — брюки,
Пятки немытые, пальцы, сапожки,
Даже следы от сапог на дорожке…
Пока за рыданьем от вас, наконец-то,
Одно лишь останется мокрое место!

В парке Горького когда-то
Призрак жил.
Его кто-то, веке в пятом,
Задушил.
Он пугал народ своим
Поведением,
Представая перед ним
Привидением.
Саблей проткнут боевой
Заточенною,
Он крутил-вертел главой
Отсеченною.
Как луна взойдет,
То вздох, то стенания.
Кто услышит — упадет
Без сознания.
Люди ходят вечерком
Стороной.
Парк обходят все бочком
И — домой.
Не желающих ходить
Отдыхать.
Стало некого ловить
И пугать.
Стало незачем крутить
Головой.
Стало незачем вопить —
Прям, хоть вой.
Но однажды он глядит:
Гражданин
Старый, с палочкой стоит
И — один.
И решил он старичка напугать,
Так, чтоб тот от сквознячка
Стал икать.
И давай пред старикашкою
Скакать.
Головою, сбитой шашкою,
Махать.
И скрипел он — словно двери
На ветру.
И кричал пенсионеру:
«В пыль сотру!»
Но держался старикан
Молодцом.
И стоял, как истукан —
Строг лицом.
Призрак выдохся, стал голову
Ронять —
Гражданина пожилого
Не пронять.
Только утром он глядит
С первой зорькою:
Это ж памятник
Писателю, Горькому!

На углу, в железном люке,
Жили были злые злюки.
Злюки в люке веселились,
Если люди в люк валились.
Если люди не валились,
Злюки люты становились.
И тогда глубоко в люке
Раздавались громко стуки.
Люди стуки замечали,
К телефону тут же мчали
И кричали:
«Жэк? Алло!
В люке трубы прорвало!»

Однажды, к вящему урону,
Царь прицепился платьем к трону.
Царя тащили всею знатью,
Но раньше крепко шили платья.
Трон разнести пытались в щепки,
Да троны вырезались крепки.
Царя и трон снесли к окну
И крикнул он на всю страну:
«Отдам я все! Добавлю сверх! —
Тем, кто царя бы с трона сверг!»

Показался чудачина
Как-то в место людное.
Попросили, для почину,
Сделать чудо-чудное.
Но когда на пепелище
Все остались в рубище,
То сказали: «Ты, дружище,
Не чудак, а чудище!»

Пираты как-то клад
Зарыли по пути.
Вернулися назад,
И не смогли найти.
Один сказал: «В пещере!»
Второй в ответ: «В дупле!»
Добавил третий: «В щели!»
Взревел четвертый: «В пне!».
Заметил пятый: «В скалах!»
Шестой вскипел: «В воде!»
Они везде искали,
Но не нашли нигде.
Когда они полночи,
Копали у болот,
Седьмой как захохочет:
«ДА
ОСТРОВ ЖЕ
НЕ ТОТ!!!»

Памятку в цирке дают силачу:
«Сэр, вы силач, и вам по плечу:
Тумбы, трапеции, бревна, канат
И акробат, тот что сел на шпагат.
Иллюзионист, разделенный на три,
И шпагоглотатель со шпагой внутри.
Штангу толкайте,
Тяните авто,
Гирей играйте —
Не держит никто!
Но только Петрова не трогайте, сэр —
Характер тяжелый
Сверх всяческих мер!»

Зверь бегемот не опасен,
Наслушались в детстве басен.
Он не обидит и мухи,
Да и неплохо тут в брюхе.

Вышел Петрухин во двор,
Выбить персидский ковер.
Веник покрепче он сжал…
Вскрикнул ковер
И сбежал.
СТЫД ВАМ ПЕТРУХИН
И СРАМ!
Ласковей надо к коврам.

Мне сказали: «Стих учи!»
Я в ответ на это: «Пчхи!»
Говорят: «Иди к доске!»
Отвечаю я: «Экхе!»
Всем поставили «отлично»
Мне шесть банок и горчичник.

Змей Горыныч словно птица
В поднебесье колесит,
То горляшкойпоклубится,
То колибри повисит.
То порхает птичкой певчей,
То парит в ночи совой.
Я ж никак! А мне-то легче,
Я ж — с одною головой!

Я не верю в привиденья
И не видел колдунов.
Это все, без исключенья,
Измышленья болтунов.
В доме нету домовых,
А в лесу нет леших,
Нету печек ездовых
И избушек пеших.
Как же куче чепухи
Можно доверяться?
Ой, пропели петухи,
Надо растворяться.

Танцевать я не умею
И стихов я не пишу,
Самолетики не клею,
За футболом не слежу.
Не умею петь я басом
И из глины не леплю,
НО ЗАТО
— ОДИН ИЗ КЛАССА —
Я
УШМАМИ
ШЕВЕЛЮ!!!

Задела собака собаку.
Вступили собаки в драку.
Подрались собаки немножко
И стали… как драные кошки.

Говорили Коле
В школе:
«Стих придумал?
Пушкин, что ли?»
Все вокруг надоедали:
«Что, рассказик?
Уж не Даль ли?»
Все смеялися над ним:
«Сказка!
Он же — братья Гримм!»
Но гадать пришлось
Им долго ль?
Вырос Коля —
Стал он — Гоголь!
Икота и кот
Как-то напала икОта на кОта…
Нет, лучше:
нашла икотА на котА…
Нет, лучше уж:
Икота пала на кОта…
Ну, в общем, икалось коту иногда.