Валерий Вайнин - Озорные вещи, рассеянный жираф и другие

Такую картину
вчера я застал:
на дереве заяц
газету читал
и крикнуть мне «здрасьте»
при этом забыл,
хоть заяц тот явно
игрушечным был.
Игрушечным солнцем
сверкал небосклон,
за шляпой гонялся
игрушечный слон,
игрушечной стаей
носились грачи,
игрушечный поезд
возил кирпичи,
в игрушечной луже
плескаться был рад
мой неугомонный
игрушечный брат.
Загнал нас обедать
с великим трудом
игрушечный папа
в игрушечный дом,
и каплю за каплей
снимали мы с губ
игрушечной ложкой
игрушечный суп.
А после обеда
решила семья,
что мало взрослею
игрушечный я.

Гуляющих тревожа,
в каникулы весной
по скверу плыл Сережа
на лодке надувной.

А я ему,
а я ему:
«Куда плывешь и почему?»
А он в ответ,
а он в ответ:
«Хочу объехать белый свет.»

Вороны драли глотки
и поднимали визг
о том, что плыть на лодке
по скверу – жуткий риск.

А я кричу,
а я кричу:
«Серега, я с тобой хочу!»
Но он ворчит,
но он ворчит:
«Двоих нас лодка не домчит.»

Тут лодочка Сережки,
наметившего цель,
застряла на дорожке,
внезапно сев на мель.

А я ему,
а я ему:
«Давай, с булыжника сниму!»
И он в ответ,
и он в ответ:
«Спаси, а то свалюсь в кювет!»

В лесу, где белки сбились в стадо,
а дрозд играл им на трубе,
жил-был медведь из мармелада
в узорной пряничной избе.
Цветы растил он и трудился,
крутя для зайцев карусель,
но как-то утром заблудился
в тумане, сладком, как кисель.
Полдня медведь бродил по кругу
и, причитая на ходу,
притопал в город с перепугу
и очутился в детсаду.
Его, дрожащего, как мышка,
вмиг обступила детвора,
и мармеладный этот мишка
услышал звонкое «ура!»
Потом он пил кефир из чашки
и, успокоенный слегка,
гонял с ребятами в пятнашки
и строил замки из песка,
и, хохоча, качал качели,
а под конец, пустившись в пляс,
сказал: «Спасибо, что не съели.
Признаться, я боялся вас.»
Ему в ответ сказала Влада:
«С тобой дружить – большая честь.
Пусть даже ты из мармелада,
друзья не станут тебя есть.»
Они расстались на опушке.
Для писем не было чернил —
медведь из пряничной избушки
в детсад с мобильника звонил.

Я негодую
в девятый раз
и заколдую
тебя сейчас.
Кошмары в чаще
встают стеной —
должна ты чаще
играть со мной.
В окошко глядя,
вздыхает мгла:
не честно, Надя,
что ты ушла.
Упорно дуя
полдня в свисток,
я заколдую
тебя в цветок.

В стоящих рядышком домах,
у старенькой пекарни,
достойно жили Ох и Ах —
застенчивые парни.
Они старательно с утра
трудились по две смены
и, вроде, были доктора,
а может, бизнесмены.
Был Ох печальным толстячком
болезненным и хилым,
но Ах смотрелся бодрячком,
в общенье очень милым.
И уж конечно, не вчера
слушок прошел в народе,
что Ох и Ах – профессора
и шахматисты, вроде.
Но, словно с дерева упав,
зубасты и сердиты,
к друзьям явились Пиф и Паф —
отпетые бандиты.
Они сжимали у дверей
футлярчики с подвохом
и выметаться поскорей
велели Аху с Охом.
Но, если Ох и Ах – друзья
и смирные ребята,
козе понятно, в них нельзя
стрелять из автомата.
Чихнули Ох и Ах вдвоем —
и вмиг без канители,
как два сморчка, в дверной проем
бандиты улетели.
Само собою, тот не прав,
кто в споре утверждает,
что злая пара, Пиф и Паф,
все время побеждает.

За пробежкой наблюдая,
волновался стадион:
мчалась репка молодая,
как заправский чемпион.
Угораздило же репку
на ботву напялить кепку.

Вслед за ней бежали кучкой
да хватали за бочок
дедка, бабка, внучка с Жучкой,
кошка, мышка и жучок.
Тот жучок был тезкой Жучки
и большим фанатом внучки.

Репке прочили победу.
Нарываясь на скандал,
голосила бабка деду,
чтобы скорости наддал.
Хоть известно было: дедка
догонял супругу редко.

Внучка громко заявила,
приготовившись реветь,
что ей ногу отдавила
Жучка лапой, как медведь.
Что поделать, если внучка
была ябеда и злючка.

Люди репкой восторгались.
Мерно тикали часы.
Кошка с мышкой не ругались,
лишь хихикали в усы.
А жучок, сойдя с дорожки,
на хвосте сидел у кошки.

Состязанье всех пленило,
но у финиша, увы,
кепку репка обронила
с непутевой головы.
Ну зачем, скажите, репке
от семейства бегать в кепке?

На нее все та же кучка
повалилась от толчка:
дедка, бабка, внучка, Жучка,
кошка с мышкой – без жучка.
Для чего теперь им гонка,
коль споткнулась чемпионка?

Бабка в гневе говорила,
возмутив честной народ,
чтобы репка не дурила
и вернулась в огород.
Репка просто изумилась:
не к тому она стремилась.

Дружно зрители вздохнули:
репка силы напрягла
и, хоть вспять ее тянули,
финиш все ж пересекла.
Перед трудностями репка
на корнях держалась крепко.

Стала бабка от досады
на упрямицу кричать,
но трибуны были рады
на руках ее качать.
А жучок повис на кепке,
перейдя в команду репки.

В автомобильном шуме
по клумбам и траве
шел снеговик в костюме,
с ведром на голове.
Присутствуя при этом,
я стал его стыдить:
«Как смеете вы летом
по городу ходить?»
Он, кашляя натужно,
ответил на вопрос:
«Подстричься мне бы нужно,
я за́ зиму оброс.»
Ведро он сдвинул с челки,
и вздыбились слегка
сосновые иголки
на лбу снеговика.
И я сказал: «Всё ясно.
Зачем топтать цветы?
Обслужат вас прекрасно
в салоне красоты.»
Спросил он: «Это рядом?»
Кивнул я: «За углом.»
И с просветлевшим взглядом
он двинул напролом.
С изяществом барана
он топал налегке
и выглядел так странно
в бордовом пиджаке.

Возле речки дрожала осока,
издавали булыжники гром:
из-за чашки томатного сока
подрались бегемот с комаром.
Когда драка деревья ломала,
бегемот их спешил отпихнуть —
чашки сока ему было мало,
а комар мог бы в ней утонуть.
Они оба в сраженье вспотели,
без конца спотыкаясь о пни.
Примиренья они не хотели,
отступать не желали они.
Донимали их зуд и ломота,
утомиться им было пора,
но дубасил комар бегемота
и кусал бегемот комара.
Лишь когда они чашку разбили,
расплескав на булыжники сок,
они мигом размолвку забыли
и смущенно зарылись в песок.

Телевизор включён —
я опять удручён
недоступностью сказочных стран,
но я делаю шаг
и свободно, как маг,
проникаю на телеэкран.

Вот я в крепкой броне
на горячем коне
тёмным силам по шапке даю
и герою в пути
помогаю спасти
и умчать королевну свою.