Георгий Бореев - Книга стихов «Орфей»

Я был в то лето как ромашка –
На Солнце выцвели вихры.
А ты мечтала о романе
И бегала тайком от мамы
Ко мне на берег Ангары.
Я думал: «Врет!.. А может, любит?»
Откуда знать мне, боже мой,
Что за сомненья платят люди,
Как и ромашки, головой!..

У Наташки зубы белые,
Блузки, парусом стоящие,
Губы сильные и смелые,
Поцелуи настоящие.
Не грозит ей одиночество:
На нее и парни зарятся,
И женатики волочатся.
Но грустит моя красавица:
Потому что «жизнь» кончается,
Потому что — где он шляется?
Потому что очень хочется,
И ни-и-как
не получается!

– Зачем ты девица, невесела,
Куда направилась? Ответь?
– Иду я в церковь. Я – повесилась,
И некому меня отпеть.
– Так по обычаю церковному
Не отпевают тех, кто сам…
– Но я душа ведь безгреховная:
Вишу, подобно образам.
– Ах, если ты икона, девица,
Где ж твои рамка и холсты?
– Я в поле вешалась на деревце,
И это дерево,
Дуб – ты!

К нам под пол попал питон,
Там питон питался,
Там питон впитал пять тонн,
А потом – смотался!..
Прячь ботинки, брат под бок:
Гад смотался –
Но в клубок!

Постаревшим –
Переправа:
Боцман – левый,
Боже – правый…

Нашей кошке ночью не до сна,
Не сидится в бабушкиных тапках:
Что-то нагадала ей Луна
По ладони царапучей лапки.
Все мяучит после ворожбы,
Все скребется в уличную дверцу:
Кто-то Мурке линию Судьбы
Расцарапал линией
от Сердца!

Было время для гаремов,
Слушал от красавиц
Панегирики на тему:
«Как ты мог!
Мерза-а-авец!»
А теперь от юных фурий
Слушаю – как фугу:
«Ведь не смог,
бесстыдник, шулер -
Обманул подругу!..»

Лишь то имеем мы и любим
Лишь то мы ценим и храним -
Что раздарили разным людям.
Все остальное – тлен и дым…

Отшумела зелень-молодость.
Дуб сверкает золотой
В сентябре, как вспышка молнии
Между небом и бедой.
Спохватился будто к старости –
Осветил такую даль! –
Ослепил все тени в ярости:
Никого ему не жаль…

Я знаю: ангелы – не в Англии:
Повсюду люд живет во зле.
И мы с тобой, увы, не ангелы,
Раз появились на Земле!
Пока мы были приведеньями,
Мы понимали все без фраз,
И не отбрасывали тени мы,
А тень – отбрасывала нас…
Мы здесь, застывшие пред вечностью,
Наводим черный свет на свет…
Чернеют тени перед вечером,
Но ночью наших теней нет...

О, женщины, я верил вам,
И боль была остра:
У молодого дерева
Чувствительней кора.
Хотя кору по-прежнему
Жгут контуры сердец,
Но сердцевина нежная –
В кольчуге из колец!

СНГе сидело на деньге.
«С» упало, «Н» пропало.
Что осталось при деньге?
– «Ге»…

Из-под марта поросль молодую
Солнце тащит за зеленый чуб,
И домой два круглых поцелуя
Я несу на чуткой коже губ.
Медленно, сопя от нетерпенья,
На губах несу я слово «Да!..»
У людей уж пролетят года,
Рухнут царства, сгинут города –
У меня все тянется
мгновенье…

На берегу Вселенной, в скалах
Росла девчонка, как сосна.
И вверх ногами проплывала
У ног Надюшки тишина…
И внешность Нади, и манеры
Менялись с каждым годом вновь:
Надежда вытянулась в Веру,
А Вера – расцвела в Любовь!
Любовь зеленой хвойной мрией
Ждет плотника, что ей простит
Связь с небом, назовет Марией,
Чужого сына приютит…

Пусть наша жизнь, как истина, побита,
Но и она нам что-то обещает.
Давай не будем пестовать обиды –
Лишь только слабый
боли не прощает!
Давай не будем «сыпать соль на раны»,
Припоминать измены и пороки:
Ведь тот, кто ищет друга без изъяна –
Тот обречен остаться
одиноким…

«Воробей, – сказал Андрей, –
Птичка-невеличка».
Я услышал: «Вора бей!» -
И подрался с птичкой.

Дед Илья все гремит рукомойником:
Наверху-то – плевать на людей.
Дни похожи, как братья-разбойники,
Бородатой щетиной дождей…
Проползают две боли знакомые
По оконной щеке стороной.
Две руки, две судьбы, две изломанных,
На подушке лежат – на одной…
У, как страшно любови заплаканной
Юной тучкой пролиться с небес:
Чтоб не сцапали нелюди на поле,
Не залапали чтобы не без
причины…

Вверх со лба сдувает челку
Непослушная моя,
Отдохнув в моих печенках –
На пенечке у ручья.
То хитро, а то колюче
Из кустов глядит она:
Царапуча и кусуча
Поцелуйная цена…

В желтых аурах,
словно в свитерах,
Ходят девушки
по Юпитеру,
Ищут юношей
и на пир зовут.
Те в горах сидят —
медитируют…
Ходят девушки
в желтых лампочках,
Только юношам
все – до лампочки.
И доводят дев
до истерики –
Медитации
и мистерии…

Олень трубил на всю округу,
Зарею обагрив рога,
Он звал ее, свою подругу,
И вдруг услышал клич врага.
И он, пути не разбирая,
Пошел на голос храбреца,
Рогами царскими ломая
Бодавшиеся деревца…
А где-то там, в распадке тихом,
Где верба распустила пух,
Насторожилась олениха,
Вся превратившаяся в слух.
И этот клич, ответный, смелый,
Заклокотал в ее крови.
Она не шла, она летела
Навстречу голосу любви.
На клич — как бабочка на пламя,
Как в реку радостный ручей!
И проплывали облаками
Сугробы талые под ней.
Из-под копыт хлестали искры,
Взлетал и падал небосвод…
Она не слышала тот выстрел,
Что оборвал ее полет.
Как бы запнулась… И в оленьих
Больших глазах —
не страх, не боль,
А выраженье удивленья:
Так вот какая ты,
Любовь?..
И перед ней, разлившись странно,
Дымилось солнце на снегу.
А эхо, ахнувшее страшно,
Пошло выстуживать тайгу.
И зверь огромный замер чутко,
Поднял рога на полпути:
Ему и хочется, и жутко
Навстречу выстрелу
идти…

У кривой березы ветром вспенено
До земли висящее крыло.
Озеро за пыльным «Ново-Ленино»
Облаками густо заросло.
Здесь давным-давно жила Дюймовочка.
Через лес я бегать к ней любил,
А не шее ключик — на веревочке.
Видимо, от детства ключик был.
На пузатый стог мы с ней залазили,
Молча брались за руки.
Тогда
Сердце разрасталось от фантазии,
А душа —
сжималась от стыда…
Было солнце вкусным, как смородина.
Было страшно думать о любви…
Притворялся я, что сильный, вроде бы,
Говорил: закончу десять и…
А сейчас лишь защемит под ребрами
От мгновений, что не так прожил,
Оттого, что ходят в сны подробные
Женщины, которых не любил.
Оттого, что новизной влекомые,
Мы теряем лучшее
не вдруг,
И зовем товарищей —
знакомыми,
А товарищ —
это бывший друг.
Оттого, что жить всем долго хочется,
Но стареть не хочет ни один,
Оттого, что тень моя волочится
За семьею, призрачной, как дым…
И подкатит к горлу комом прошлое
Так, что на себя махнешь рукой…
Почему-то самое хорошее
К нам приходит с болью
и тоской…