Иван Фролов - Хорошая работа

Первая что-то сказала подруге вполголоса, и обе рассмеялись, поглядывая на шофера.

Он покраснел и полез в кабину.

В это время к риге торопливо подошла девочка лет четырнадцати. На ней ладно сидела вязаная зеленая кофта, из-под которой у шеи виднелся красный галстук. Голову девочки покрывала пуховая шаль, на ногах были черные, школьного образца, туфли и калоши.

— Здравствуйте, тетя Маша! — сказала она, подойдя к кладовщице.

— Здравствуй, Саня! Ты что так запыхалась? Или бежала?

— Бежала. Боялась, как бы машина не ушла.

— Хочешь на ней уехать?

Саня кивнула головой:

— Больше не на чем. На лошадях в такую погоду и за двое суток до райцентра не доберешься. А ехать нужно сегодня: завтра вся делегация района должна выехать в Чкалов.

— Ну и поезжай, — сказала кладовщица.

— А шофер где? — спросила Саня.

— В кабине.

— Как он? Возьмет?

— Должен взять. Ты же едешь не на прогулку, а по делу, да еще почетному.

Саня подошла к кабине:

— Дядя, вы скоро поедете?

Он, будто между прочим, взглянул на нее и молча кивнул головой:

— Как насыплют, сразу и поеду.

— А меня не возьмете до райцентра?

— Нет, не возьму, — ответил шофер и, давая понять, что разговор окончен, занялся какой-то пружинкой, бывшей у него в руке.

— Почему? — нерешительно спросила Саня.

Он помолчал.

— Потому что не возьму, а не возьму потому, что еду в ночной рейс, а погода — хуже не придумаешь. Опасно. Понятно?

— Даю вам честное слово, что не помешаю! — взмолилась Саня. — Если в кабине нельзя, я в кузове сяду. И буду сидеть осторожно.

— А в кузове совсем нельзя ездить.

— Почему?

— Опять «почему»! Там хлеб, а на хлебе возить пассажиров не разрешается.

— Ну уж, так и не разрешается! Одна-то, я думаю, не помешаю, — не совсем уверенным голосом сказала Саня, не зная, верить шоферу или нет.

Не желая казаться грубым, он насколько возможно мягко пояснил, выходя из кабины:

— Автомобиль, гражданка, не собственный, а автоколонны. Я просто, как говорят, водитель и должен исполнять правило.

Она глянула на него и невольно улыбнулась.

Шофер вспыхнул. Он подумал, что сказал не совсем умно, чем и вызвал ее усмешку. Нахохлившись и не глядя на Саню, он резко бросил:

— Чего смеешься? Сказано — значит, все. И нечего… Не возьму.

Она улыбнулась тому, что назвала его дядей, а сейчас, когда он вышел из кабины, увидела, что этот «дядя» никак не старше ее брата Кольки. Ей представилось, что вдруг Кольку тоже кто-нибудь называет дядей, — стало смешно, и она не смогла сдержать улыбки. Но, услышав резкие слова шофера, сразу же спохватилась, лицо ее мгновенно посерьезнело.

Саня молча стояла и не могла решить, что же делать дальше? Или еще говорить с ним, или уйти? Но она знала, что если не уедет сейчас, то, значит, вообще не попадет на областной слет пионеров-отличников.

Подошла кладовщица.

— Ну как, договорились? — спросила она.

Саня отрицательно покачала головой, давая понять, что шофер не берет.

— Сказал, что не возьмет, — прошептала она.

— Это чего ж ты, Боря, — обратилась кладовщица к шоферу, — не хочешь подвезти нашу отличницу?

— Начнешь всех возить, так, пожалуй… Сказал — не возьму, и крышка! Пускай хоть трижды отличница! Нужно — и пешком дойдет.

Кладовщица вдруг вспылила:

— Поехать она все равно с тобой поедет! Просто не возьмешь — пошлем зерно сопровождать. А ехать ей нужно. Ее выделили из нашей школы на областной слет пионеров-отличников. Как ты это считаешь? Или, может, пустяк? Надо немного понятие иметь и душевнее к людям относиться. Эх, ты, а еще комсомолец, да и стахановец к тому же…

Шофер искоса взглянул на Саню и, заметив на ее лице не улыбку, как несколько минут назад, а выражение напряженного ожидания, подобревшим голосом сказал:

— Если сопровождать — пожалуйста. Иди собирайся, да живее, а то дождь прихватит и через Бешеный не проскочим.

— У меня уже все собрано, я сейчас! — сказала обрадованная Саня и убежала со двора.

А шофер, словно желая оправдаться перед кладовщицей, а может, и перед самим собой, заговорил:

— В такую погоду, да еще в ночной рейс, лучше никого не брать. Спокойнее. Отвечаешь только за себя. А потом, нужно и другое учесть — она не сказала, что по делу, я и подумал: может, к бабушке в гости. И такое встречается.

— Хватит тебе ворчать, разошелся — не остановишь!

— Я, тетя Маша, не ворчу, а просто рассуждаю. Кабы днем — полбеды. А то ночью… Мальчишка бы — дело другое, а эта… Возьми на горб обузу — не возрадуешься. Встанем где-нибудь — разревется.

…Саню провожали мать и несколько подруг. Когда они подошли к риге, погрузка машины уже закончилась и девушки покрывали зерно брезентом.

— Садись в кабину, — сказал шофер, заметив, что Саня хотела забраться в кузов. — На зерне не разрешается.

Он отодвинул в свой угол телогрейку, так же промасленную, как и бывший на нем комбинезон.

Когда машина тронулась, на переднее стекло кабины упало несколько дождевых капель, мелких, еле заметных.

— Ну, кажется, началась унылая песня, — проговорил шофер и, нажав кнопку, заставил тонкую пластинку, до сих пор неподвижную, пройтись по стеклу кабины взад и вперед, стирая капли.

В селе груженая машина шла хорошо, но едва выехали за околицу, положение сразу же изменилось. Свернувшая в низинку дорога оказалась вся разбитой и была покрыта глубокими лужами. Шофер переключил скорость; мотор, словно озлясь, заурчал громче. Машина сбавила скорость и пошла значительно тише.

Сане еще не приходилось ездить на машине в непогоду, и когда первый раз, ни с того ни с сего, кузов стало заносить и трехтонка не как обычно, а боком стала скользить с пригорка, она испугалась и ухватилась за ручку дверцы.

— Не бойся, все в порядке. Без паники, — заметив ее движение, сказал шофер.

Он уверенно вращал рулевое колесо, и машина медленно, нехотя приняла нужное положение.

— Теперь все время будет такая кутерьма, пока не выползем вон на ту горку. — Кивком головы он указал вперед, где сквозь серую мглу далеко на горизонте виднелся невысокий холм. — Ты сиди и ничего не бойся. Все обойдется, как и должно быть. Мне приходилось в разную погоду ездить. Видали и не такое. Обходилось.

Машину качало, бросало из стороны в сторону, порой она получала такой крен, что, казалось, свалится набок, но шофер всегда во-время брался за нужные рычаги, снова колдовал над рулем, и все заканчивалось благополучно.

Саня с возрастающим любопытством следила за ним, и если с первого взгляда примяла его за мальчишку-зазнайку, то сейчас он ей казался чуть ли не богатырем — так ловко он правил машиной. Его лицо стало почти суровым — брови сдвинуты, устремленные вперед глаза были полны решимости, смелости, а руки все время находились в движении, и эти движения заставляли машину идти по раскисшей дороге вперед, принуждали ее принимать то положение, которое нужно было в данный момент.