Дмитрий Минаев - Кощей-Безсмертный

Н смѣлѣе поскакалъ.

Въ небесахъ почти стемнѣло…

За клубкомъ ужъ надоѣло

Лѣсомъ витязю идти,

Вдругъ онъ видитъ: на пути

Передъ камнемъ, возлѣ ели,

Сталъ клубокъ, достигнувъ цѣли.

Камень бѣлый былъ великъ,

Но его въ единый мигъ

Богатырь отъ ели сдвинулъ,

Волоса назадъ откинулъ

И, чтобъ время не терять,

Началъ землю разрывать.

Рылъ онъ часъ, по крайней мѣрѣ,

Вдругъ предъ нимъ открылись двери

На запорахъ и крючкахъ,

На двѣнадцати замкахъ.

Но едва дверей коснулся

Чудный перстень, — распахнулся

Въ подземелье темный ходъ,

И Царевичъ внизъ идетъ,

Гдѣ двѣнадцатью цѣпями,

Межъ двѣнадцатью столбами,

Конь закованъ и храпить,

И ногами бьетъ въ гранить;

Машетъ гривой онъ и пышетъ,

Богатырскiй посвистъ слышитъ,

Рветъ желѣзо всѣхъ оковъ,

И къ царевпчу на зовъ

Съ громкимъ ржанiемъ примчался.

Имъ Царевичъ любовался,

И на борзомъ скакунѣ,

Самъ во шлемѣ и въ бронѣ,

Полный силы и веселья,

Ускакалъ изъ подземелья.

Слышенъ въ полѣ звонъ копытъ, —

Мѣсяцъ на небѣ стоитъ

И за всадникомъ мелькаетъ,

И гигантски выростаетъ

Тѣнь коня и сѣдока…

Призадумался слегка

Смѣлый витязь: «гдѣ тутъ ѣхатъ?

Гдѣ жильё Кощея? Мнѣ хоть

Въ адъ спуститься…» — «Погоди!»

Вдругъ онъ слышетъ назади:

«Стой, Царевичъ мой любезный!»

Въ ступѣ — видитъ онъ — желѣзной.

Въ костяной рукѣ съ пестомъ,

Слѣдъ сметая помеломъ,

Мчится сзади съ страшной силой!

Яга-баба… — «Ну, мой милый!

Ты послушался меня

И нашелъ себѣ коня.

Дамъ еще совѣтъ тебѣ я:

Знаю, ищешь ты Кощея, —

Путь-дорога далека,

И безъ новаго клубка

Не найти тебѣ горы той,

Гдѣ волшебникъ знаменитый

Двухъ красавицъ стережетъ…

Вотъ клубочекъ: приведетъ

Онъ тебя къ горѣ проклятой,

Гдѣ стоитъ дворецъ богатой,

Гдѣ Кощей чужихъ невѣстъ

Собираетъ съ разныхъ мѣстъ…»

— Ладно, бабушка! Спасибо!

Либо сгибну тамъ я, либо

Дамъ себя Кощею знать… —

Но Яга уже опять

Ступу далѣе погнала,

Слѣдъ метлою заметала,

И пропала безъ слѣда,

Поспѣша, Богъ вѣсть, куда.

Вновь одинъ Царевичъ въ полѣ…

Ѣхалъ долго-ль, коротко-ли,

Но клубокъ его опять

Въ лѣсъ завель… Зги не видать…

Мѣсяцъ спрятался за тучей…

Словно мертвый, лѣсъ дремучiй,

И касались до лица,

Будто руки мертвеца,

Вѣтви сосенъ колосальныхъ.

Вмѣсто стоновъ погребальныхъ

Раздавался крикъ совы…

Вотъ русалка изъ травы

Поднялася и хохочетъ,

И манитъ она и хочетъ

Въ омутъ витязя увлечъ,

И съ ея открытыхъ плечъ,

Зеленѣй травы весною,

Косы падаютъ волною: —

Но впередъ спѣшитъ ѣздокъ

И ведетъ его клубокъ.

Воть въ лесу гогочетъ лѣшiй.

Кто бы ни былъ — конный, пѣшiй —

Лѣшiй разомъ обойдетъ

И съ пути его собьетъ;

Онъ Царевича пугаетъ

И съ пути его сбиваетъ,

Но впередъ спѣшитъ ѣздокъ —

И ведетъ его клубокъ.

Въ небе звезды потускнели,

Въ небе тучи заалели,

Зарумянилась заря,

Какъ, порой, у алтаря

Рдѣетъ скромная невеста…

Вдругъ клубочекъ сталъ — ни съ мѣста.

Витязь смотритъ: конченъ лѣсъ

И — о, чудо изъ чудесъ! —

Предъ собою видитъ гору; —

Только серне разве въ пору

По горѣ такой скакать, —

На горѣ той распознать

Можно замокъ съ рядомъ башенъ,

Подъ горой же столбъ, украшенъ

Золоченымъ былъ щитомъ;

На щите прибитомъ томъ

Надпись есть: «кто вверхъ доскачетъ,

Тотъ и въ замке будетъ, значитъ».

— «Ну-ка, добрый конь, меня

Выручай теперь!» Коня

Богатырь впередъ пускаетъ,

Гаркнуль, свистнулъ — и взлетаетъ

На вершину той скалы,

Гдѣ огромные орлы

Охраняли дверь надъ бездной,

И ихъ страшный клювъ железный

Словно ждалъ къ себѣ костей

Всѣхъ непрошенныхъ гостей.

— «Ну вы, птицы, сторонитесь!»

Двѣ стрѣлы пустилъ въ нихъ витязь.

И хоть каждая стрѣла

Прямо врѣзалась въ орла.

Но орлы лишь наклонились

И въ гигантовъ обратились.

«Вместо птицы — великанъ!»

Удивился царь-Иванъ:

«Какъ изъ птицъ людьми вы стали?»

Великаны отвечали:

«Ты, Иванъ Царевичи, насъ

Отъ неволи долгой спасъ.

Родились мы не орлами,

Родились богатырями,

Далъ Кощей намъ птичiй видъ

И давно насъ здѣсь моритъ,

И надъ нами заклинанье

Сделалъ онъ: „Отъ наказанья

Васъ спасти бы лишь могла

Богатырская стрѣла“.

Ты принесъ намъ жизнь обоимъ.

Мы тебя не встрѣтимъ боемъ,

Но совѣтъ одинъ дадимъ:

Лучше вмѣстѣ убѣжимъ

Отъ дворца, гдѣ ужъ не мало

Душъ крещеныхъ погибало…

Берегись! здѣсь все обманъ!»

Но Царевичъ, смѣлъ и рьянъ,

Кверху перстень поднимаетъ,

Въ двери перстень нажимаетъ: —

Отъ воротъ слетѣлъ запоръ,

Двери настежь, и во дворъ

Въѣхалъ онъ, и видитъ чудный

Садъ, зеленый, изумрудный,

Гдѣ въ цвѣтахъ ростутъ плоды,

И въ кристальные пруды

Бьютъ жемчужные фонтаны,

На вѣтвяхъ сидятъ фазаны,

Птицы райскiя поютъ,

А по саду вкругъ бѣгутъ

Золотистыя дорожки,

И на нихъ слѣдъ ножки-крошки

Смѣлый витязь различилъ:

«Кто бы это здѣсь ходилъ?»

Вотъ съ коня Царевичъ сходитъ,

По дорожкамъ сада бродитъ,

По слѣдамъ идетъ впередъ,

И въ тѣнистый входить гротъ.

На скамье сидить дѣвица,

Словно на небѣ денница, —

И свѣтла и хороша….

— «Кто ты, дѣвица-душа?

Много звѣздъ на небѣ ясныхъ,

Много есть цвѣтовъ прекрасныхъ,

Но всѣ звѣзды и цвѣты

Поблѣднѣть заставишь ты».

Со скамьи дѣвица встала

И Царевичу сказала:

«Далеко, за синемъ моремъ

Я жила, не знаясь съ горемъ.

Въ крѣпкомъ, царскомъ терему,

Вмѣстѣ съ батюшкой; ему

Я была одна отрада

И забава и награда.

Царь-отецъ меня ласкалъ

И, какъ куклу, наряжалъ,

Но бѣда пришла весною:

Разъ Кощей плѣнился мною,

Сжегъ до тла весь нашъ дворецъ,

Гдѣ погибъ мой царь-отецъ,

А меня Кощей съ собою,

Взялъ, и вотъ его рабою

Я сижу здѣсь цѣлый годъ,

Плачу ночи на нролётъ».

— «Не тужи, царевна, много

И надѣйся лишь на Бога,

Да скажи мне поскорей:

Не сюда-ль принесъ Кощей

Нашу матушку-царицу?»

«Въ башню, въ мрачную темницу

Онъ царицу посадилъ

И царицѣ свѣтъ не миль,

Лишь ломаетъ бѣлы-ручки…

Самъ Кощей теперь въ отлучкѣ,

Но вернется ныньче въ ночь…

Ахъ, Иванъ Царевичъ, прочь

Уезжай-ка ты отсюда,

А не то ведь будетъ худо:

Самъ Кощей и лютъ и золъ, —

Кто хоть разъ сюда вошелъ,

Тотъ отсюда не вернется...»

Но Царевичъ лишь смѣется,

И идетъ онъ къ башнѣ той,

Гдѣ въ темнице запертой

Плачетъ бѣдная царица,

Перстень поднялъ и — темница