Валерий Гусев - Скелеты в тумане

– Вы хорошие родители. Нам нравится. Да, Дима?

Мама засмеялась и сказала, что она никогда еще не слыхала таких приятных слов, разве что от папы, в молодости. Ради них можно потерпеть и комаров, и дожди, и прочие трудности походной жизни…

Избушка стояла почти на самом берегу, среди круглых валунов, под двумя большими соснами. На мшистой крыше ее лежали камни, чтобы не сорвало ветром, и снаружи она была вся мокрая, сутулая, нахохлившаяся, а внутри - ничего себе.

В ней было все, что нам нужно: печурка, широкий топчан, стол у окна и две лавки. У печки - сложена наколотая растопка и охапка дров, на печке - закоптелый чайник и коробка спичек, а за печкой висели какие-то кульки.

– А там что? - спросил Алешка, став на край топчана и пытаясь до них дотянуться.

– Там продукты, - сказал папа. - Крупа, соль, чай.

– Тут, значит, кто-то живет?

– Нет, просто обычай такой - оставлять в избушке дрова и самое необходимое. Забредет усталый и голодный человек, а тут для него и стол, и кров.

– Мудрый обычай, - согласился Алешка. - Везде бы так.

Повзрослел он, однако, повзрослел.

Мы немного прибрались, подмели пол, обмели паутину. Расстелили на топчане палатку, а на нее положили спальники и одеяла. Разобрали продукты.

Вот только в единственном окошке не было стекла. Но мама разыскала в вещах полиэтиленовый пакет, мы распороли его и закрепили на оконной раме.

К этому времени разогрелась печь, которую папа растопил сразу же, как мы вошли, и на ней зашумел закоптелый чайник и запрыгала на нем, дребезжа, крышка.

Тут уж мы совсем повеселели…

А после чая развесили вокруг печки все, что у нас было мокрое. Мама даже ухитрилась просушить на плите крупу и соль.

А Лешка тем временем облазил всю избушку и сделал еще три полезные находки: потрепанную книгу, керосиновую лампу, в которой булькал керосин, и какую-то железную коробку на ножках.

– Ура! - сказал папа про коробку.

– Почему? - спросил Алешка.

– Это походная коптильня. Мы теперь на дорогу таких деликатесов наготовим, почище хвойных куропаток. Треску закоптим, пару уток.

– Лучше две пары, - посоветовал Алешка.

Папа засмеялся и пошел за дровами, потому что хотел хорошенько протопить избу на ночь. Чтобы мы как следует обогрелись и обсушились.

– Чайка бродит по песку - моряку сулит тоску, - сказал он, сбрасывая на пол дрова. - Шторм надвигается. Надо лодку на берег вытащить, иначе ее в щепки разобьет.

Мы вышли наружу. Где-то за островами что-то шумело. Дальние облака низко стелились над морем и казались неподвижными, а ближние как сумасшедшие неслись по небу, будто в панике удирали от какой-то большой неминучей беды.

Лодка прыгала у берега, пытаясь на него выскочить. Незакрепленный гик мотался из стороны в сторону. Брезент на каюте надувался пузырем, вот-вот вспорхнет и улетит, сорвавшись со своего гнезда.

Папа добрался до кормы и снял с нее руль, уложил его в кокпит, притянул шкотом гик и отшнуровал от него свернутый парус.

Потом мы разложили на берегу бревна, как катки, взялись за лодку с двух сторон и, дождавшись хорошей волны, дружно погнали ее к берегу.

Лодка послушно выскочила из воды, и мы, не теряя темпа, проволокли ее почти до самой избушки. Здесь мы сняли каютный брезент, который едва не вырвал у нас из рук ветер, и вернулись под крышу, мокрые до пояса. Но это не беда, нам уже было во что переодеться.

– Как вовремя ты эту хижину отыскал, - сказала мама, притворяя дверь.

А папа улыбнулся и ничего не ответил. По-моему, он здорово схитрил. Мне кажется, он давно эту избушку знал. Но хотел, чтобы его дети полной мерой хлебнули суровой походной жизни. Закалили в борьбе с трудностями свои изнеженные городские характеры.

Не знаю, может, ему это удалось…

А ветер все крепчал, однако.

Папа вышел за очередной охапкой дров и тут же вернулся за нами. Мы с мамой пошли с ним, а Лешка отмахнулся, он прилип к найденной книге.

Мы вышли на берег и обалдели, извините.

Навстречу нам море катило огромные крутые валы - зеленые, непроницаемые и беспощадные. Ветер срывал и уносил их бурно пенящиеся верхушки. Набегая на берег, волны зло обрушивались на скалы и будто взрывались, бросая всю массу принесенной издалека воды высоко вверх изумрудными брызгами.

Над морем стоял непрерывный рокот - ревел ветер, шумели и трещали деревья, гулко бурлили перекатываемые прибоем камни.

Было страшно и красиво. Точнее - страшно красиво.

Папа время от времени поворачивался к нам лицом, мокрым от соленых брызг, щурил глаза от ветра и так гордо поглядывал на нас, словно он сам все это натворил.

Продрогнув, мы вернулись в избушку. Было очень приятно оказаться в тепле и безопасности после такого зрелища.

Очень быстро стемнело. Мы зажгли лампу.

За стенами ревел шторм, гудел в трубе ветер, содрогалась порой дверь от его порывов, потрескивали дрова в печи. На полу перед ней играли огненные блики.

Мы забрались на топчан и стали обсуждать завтрашние дела. И незаметно уснули.

Только Лешка чуть ли не всю ночь просидел за столом над книгой, подперев щеку ладонью и листая страницу за страницей.

Да папа вставал иногда, чтобы подбросить в печку дров…

Белые ночи Белого моря

Мы прожили в избушке несколько дней. Ничего особенного за это время не случилось. Это были самые обычные будничные дни. По-настоящему спокойные и счастливые.

Папа рыбачил и охотился, азартно коптил свою добычу. Но сделать запасы в дорогу у него никак не получалось. Потому что все эти «вкусности» уничтожались нами за столом сразу же по выходу из коптильни.

У мамы успехов было больше. Она взялась привести нас в порядок. И правильно. За это время мы здорово обтрепались и оборвались. И вообще - одичали малость. Особенно руки: все в мозолях, в царапинах и ссадинах, в смоле. А про уши и шеи я и не говорю.

Только мама у нас на человека была похожа. Всегда причесанная, аккуратная такая. Ничего на ней не рвалось и не пачкалось, даже когда мы скитались по лесам. Она даже ресницы красила, не только губы. И умывалась каждый день. А зубы чистила дважды - утром и вечером.

А в промежутках она успевала вести хозяйство. И делать заготовки.

Я был у родителей и Алешки на подхвате: делал, что скажут, шел, куда пошлют, приносил то, что им нужно. В общем, ходил с папой на охоту и рыбалку, растапливал маме печь и таскал воду, помогал Алешке в осуществлении его замыслов.

А он часто бродил по берегу, собирал выброшенные волнами звезды и возвращал их в родную стихию. Или сидел за книгой. В Москве его ни конфетой, ни палкой читать на заставишь. А здесь он прочитал ее раза три с начала до конца, а потом без конца перечитывал особо полюбившиеся ему страницы.