Борис Камов - Сумка Гайдара

...Газета поступила бы на фронт. «За Гайдара!» — писали бы на своих снарядах артиллеристы, на минах — минометчики, на торпедах — моряки.

Но та же «Комсомолка» появилась бы и в киосках за границей.

Предположим, что в нейтральной Швейцарии агент немецкой разведки вместе с утренней порцией газет купил бы «Комсомольскую правду», вырезал статью А. Башкирова, положил ее в конверт с другими выловленными «разведданными» и отправил в Берлин.

В Берлине, в управлении имперской безопасности, офицер, к которому по роду службы поступила бы статья из «Комсомолки», позвонил бы в архив:

«Посмотрите по картотеке, попали к нам документы, бумаги и вещи советского писателя, идеолога детей, изобретателя новой коммунистической игры «Тимур»?»

В гитлеровской армии существовала секретная инструкция о сборе всех образцов советских документов, а также фотографий, дневников и писем. Если сумка Гайдара и его удостоверения личности попали в руки гитлеровцев, то какой-нибудь немецкий обер-лейтенант или майор обязан был тут же все переслать в Берлин.

Не исключено, что в октябре 1941 года, когда гитлеровцы планировали вот-вот вступить в Москву, сумку Гайдара никто в Берлин не послал. Или объемистый пакет с бумагами писателя, отправленный в столицу Германии, сгорел в поезде, который подорвали партизаны.

Однако в июле 1944 года офицеру из управления имперской безопасности могли ответить и так:

«Да, согласно секретной инструкции о сборе всех образцов русских документов, деловой и личной переписки, Золотоношская комендатура в ноябре 1941 года прислала нам пакет, о котором вы спрашиваете».

Дальнейшее становилось делом техники.

Фотоцех отдела дезинформации получил бы срочное задание: на основе фотографий с удостоверений изготовить групповой снимок: «русский писатель Гайдар (во власовской форме) дружески беседует с немецкими детьми из гитлерюгенда».

А в это время в графологической лаборатории опытный мастер из фальшивомонетчиков, пользуясь образцами почерка и личной подписи, буква за буквой рисовал бы «собственноручное обращение кумира советской молодежи к читателям».

А затем над всей линией фронта самолеты сбросили бы полтора-два миллиона листовок с «групповым портретом» и «личным письмом».

Имелись ли основания опасаться такой провокации? Имелись. В 1937 году при перелете через Северный полюс пропал самолет Героя Советского Союза Сигизмунда Леваневского. Поиски велись несколько месяцев. Но никаких следов самолета и его экипажа обнаружить не удалось.

А когда началась война, гитлеровцы объявили, что Леваневский давно живет в Германии. Будто бы они его подобрали во льдах и теперь он летает бомбить Москву. Фашисты действовали по принципу: если врешь, то ложь должна быть колоссальна.

Вот почему за десять с половиной месяцев до падения Берлина пришлось позаботиться о том, чтобы гитлеровцы, убив Гайдара, не осквернили его память, не запятнали честное имя писателя. Вот почему, догадался я, не была напечатана статья Башкирова.

Но я жалею об этом до сих пор. Рассказ о героизме и гибели Гайдара вызвал бы тысячи откликов. И конечно, отозвались бы прежде всего те, кто встречал Аркадия Петровича в сорок первом, кто участвовал с ним в боях. По самым свежим воспоминаниям и свидетельствам Башкиров мог бы написать свою книгу «Гайдар на войне» с такими подробностями, которые теперь уже не восстановить.

Но главное — на статью мог отозваться один бывший мальчишка. Не подозревая, насколько важен этот мальчишка для его расследования, капитан Башкиров вскользь, мимоходом, не называя имени, упомянул его в своем отчете как «курьера и ординарца у партизана Гайдара».

Этот бывший «курьер и ординарец» был единственным человеком, кто в 1944 году мог располагать точными сведениями о местонахождении сумки.

Но партизан Бутенко уверил корреспондента, что все бумаги писателя попали к немцам. И капитан Башкиров летом сорок четвертого их уже не ищет. «Курьер и ординарец» не имеет понятия, что его сведения нужны. Узнать это он мог бы только из статьи в «Комсомольской правде».

Но отчет о поездке в Лепляву по крайней мере до конца войны кладут в бронированный сейф...

А в послевоенные годы за подписью Башкирова не появляется ни одной строки о Гайдаре.

Снова недоумеваю: почему?..

Я решил познакомиться со своим предшественником по поиску Алексеем Филипповичем Башкировым. Я надеялся, что беседа с ним поможет мне получить ответ на целый ряд вопросов.

Позвонил в «Комсомольскую правду». Мне ответили:

— Башкиров у нас давно не работает.

— Как давно?

— Из нынешних сотрудников его никто не помнит.

Озадаченный, я отправился на Суворовский бульвар, в Союз журналистов СССР. В каком бы городе Башкиров после войны ни жил, в какой бы редакции ни работал, здесь должны были знать его адрес, даже если он вышел на пенсию.

В отделе учета молодая сотрудница дважды внимательно просмотрела картотечный ящик. А. Ф. Башкиров в списках Союза журналистов не числился.

Я отправился на улицу Воровского. На третьем этаже старинного особняка нашел отдел творческих кадров Союза писателей СССР. Объяснил, кто и зачем мне нужен. Передо мной положили толстый справочник Союза писателей СССР. И здесь Башкиров не числился тоже.

Снова позвонил в «Комсомолку»:

— Не могли бы вы дать мне адрес, — сказал я, — по которому проживал Башкиров?

— Пожалуйста, — приветливо ответил женский голос. — Сущевская улица...

Это оказалось недалеко от моего дома. Через пятнадцать минут я уже подымался по лестнице. Дверь открыл пожилой мужчина.

— Да, Алексей Филиппович здесь жил, — подтвердил он. — Очень деликатный. Никогда не спорил с соседями. Но после войны он куда-то уехал и не вернулся. Комната его долгое время стояла пустая. Потом ее отдали другим жильцам.

— А имущество? — спросил я. — Мебель? Книги?

— Мебель? Затрудняюсь вам ответить. По-моему, все забрал райфинотдел.

— Но, может, завалялся чемодан? Или он оставил связку бумаг? Или блокнот? Хоть что-нибудь?

— Сожалею... Но если даже и оставил, после войны могли сжечь. С дровами, знаете, долго было плохо. А печи подтапливали, случалось, и книгами.

Из квартиры Башкирова я ушел вконец обескураженный. Вроде был человек. И все его помнят. А никаких следов.

Запросил Центральный адресный стол: здесь должны были знать, где живет Башкиров, даже если он поселился на Северном полюсе. Но на листке, который мне вернули, небрежно, карандашом, было набросано: «Никаких сведений».

Обращение в разного рода инстанции также не дало никаких результатов. Алексей Филиппович не числился ни в живых ни в мертвых. И по всему выходило, что он пропал без вести после войны.