Александр Окунь - Камов и Каминка

Эта ночь ничем не отличалась от той, что была вчера, будет завтра и останется еще месяца три. Тучная, отдышливая, липкая, она заставляла обитателей легкомысленного города на восточном побережье Средиземного моря и после захода солнца дышать плоским, безличным воздухом кондиционера. И оттого, что окна были наглухо закупорены, рассвет был лишен многих важных своих признаков: оживленной переклички пернатых, терпкого запаха мокрого газона, деловитого шуршания шин по влажному асфальту, шелеста листвы, пробужденной утренним бризом. Не было запахов, не было звуков, и, как в кино со вдруг сорвавшейся звуковой дорожкой, только безмолвное изменение световой шкалы извещало о наступлении очередного, такого же как и ночь, безвыходно душного, потного, жаркого дня. С трудом просочившись сквозь вязкую темную ткань небосвода, первые солнечные лучи подожгли тонкие веточки антенн на высотном здании «Кольбо Шалом», вслед за ними вспыхнули окна верхних этажей, и огонь потек вниз, к мелким трех- и четырехэтажным коробкам беспорядочно разбросанных вокруг рынка Кармель между «Кольбо Шалом» и набережной. Добравшись до второго окна слева на семнадцатом этаже, луч нырнул внутрь, толкнул дремавшего в кресле за письменным столом пожилого человека в мятой рубашке с короткими рукавами и, проведя быструю ревизию нехитрой обстановки — компьютер, календарь, — побежал дальше. Человек зевнул, потянулся, разведя в стороны пухлые, поросшие мягкими рыжеватыми волосками руки, взглянул на часы, еще раз потянулся, зевнул, потер глаза, встал и неторопливо пошел в кухню. Он был выше среднего роста и довольно полон той красивой барской полнотой, которая не портит человека, но, напротив, придает ему вид вальяжный и к себе располагающий. Приготовив эспрессо, он положил в чашку ломтик лимона, вернулся, скользнул взглядом по стене слева от окна, на которой светилось несколько мониторов с еще темными и пустыми переулками рынка, и прошел в другую комнату. За окном, внизу, докуда хватало глаз, сливаясь на горизонте с мутным серо-голубым ватным небом, расстилалась гладкая, без единой морщинки сатиновая простыня моря. Справа — такая же дрянь, как новый Арбат, подумал человек, с наслаждением втянув первый глоток кофе, — вдоль набережной торчали одинаковые прямоугольники отелей, слева далеко золотились старинные здания Яффы, а между ними россыпь этих стандартных баухаусовских коробок с их бесхитростной геометрией прямоугольных освещенных стен, черных провалов окон, горизонталями полосок жалюзи, вертикалями антенн, цилиндрами водяных баков, треугольниками теней и диагоналями коллекторов на крышах.

Какая все-таки разница, глядя на медленно просыпающийся город, продолжал меланхолично рассуждать человек. Оба — результат довольно абсурдного волевого акта, оба у моря. Только один — кто это сказал, Фальк, Лифшиц? — пафос великолепно организованного пространства, а другой, господи прости, архитектурное непотребство. Он вспомнил слова Вагановой, которая на вопрос, почему ленинградский балет лучше московского, ответила: «Когда мои девочки идут в школу, они видят архитектуру, а что они видят в Москве?» — и хмыкнул: да, у этого города долго не будет приличного балета. И ведь гордятся: столица баухауса… Он ловко отправил плевок в горшок с разлапистым несуразным кактусом в углу комнаты. Вот оно, истинное воплощение тоталитаризма, куда там сталинской готике и нацистскому неоклассицизму…

Требовательная дробь телефонного звонка прервала его размышления. Отправив в рот последний глоток кофе, он достал мобильник:

— Да…

— Нет, я ведь говорил, что вчера не было ни малейших шансов на то, что они появятся, а сегодня эти шансы есть…

— Не знаю, может, и через неделю, но скорее всего сегодня…

— Разумеется, отвечаю…

Он положил трубку, поставил пустую чашечку на стол и снова подошел к окну. Внизу занимался обычный летний день. Человек посмотрел на часы. «Не терпится ему», — пробурчал он. Вернулся в комнату, подошел к столу, открыл ящик, вынул беретту, сунул за пояс сзади, потянулся, пробормотал: «Глупые старые сукины дети», — и широко, со вкусом зевнул.

Собственно, текст, который вы только что прочитали, скорее смахивает на начало триллера средней руки и совершенно не подходит правдивой, серьезной и даже в каком-то смысле трагической истории, которую мы вознамерились вам поведать. Тем не менее мы начнем нашу историю именно так, как начали, и тому имеются свои резоны, которые мы вовсе не собираемся от читателя скрывать, напротив! Причиной (одной из, если быть точными, а мы стараемся быть точными) написания этой книги является не только желание, с самого начала и до самого конца, довести до сведения читателя историю, свидетелями которой мы были, но и желание поделиться с ним своими соображениями о вещах, которые представляются нам достаточно серьезными, чтобы осмелиться претендовать на внимание и время занятого (а кто сегодня не занят?) человека, и достаточно забавными, чтобы его немножечко развлечь (а кто в этом не нуждается?). Но как читатель сможет поверить в правдивость этой самой истории, отдаться ей, смеяться и плакать, если в душу его закрадется подозрение, что автор не искрен с ним до конца, что он кой-чего скрывает, не договаривает или, упаси бог, выдумывает? Именно поэтому с первых же строк мы хотим заявить, что открываем читателю как на духу все, как оно было, и не только произошедшие на наших глазах события и причины, к ним приведшие, но и собственные соображения, намерения, сомнения, нигде и ни в чем не утаивая от него и малости самой. Взять хотя бы вот это самое начало. Начать, знаете ли, совсем непросто. Порой есть хорошая история, да никак не получается начать ее впечатляюще и ярко, а порой есть замечательное начало, но совершенно безо всякого употребления. Вот, к примеру, придумали мы изумительное, тянущее по крайней мере на Букеровскую премию начало: «В Суккот Машка запила». Правда, дивно? А продолжения нет… Так вот, во‑первых, расчет наш был на то, что этакое детективное начало читателя заинтригует и, дабы узнать, чем дело кончилось, заставит его прочитать сочинение до конца. Во-вторых (как и обещали — чистосердечно признаемся), мы любим триллеры, и ужас как хотелось бы сочинить ну если не весь триллер целиком, так хотя бы чуть-чуть. В-третьих, любую жизненную историю можно рассматривать как детективную: в конце концов, пусть не убийство, но уж какая-нибудь тайна, загадка, а то и, упаси господь, преступление в ней обязательно найдется. А раз так, то оставим вступление, которое вы только что прочитали, и с Божьей помощью двинемся дальше, от побережья Средиземного моря вглубь, на восток.