Емилиан Буков - Андриеш

«Ну, а где она теперь?»

«Видимо, в родном краю:

Черный Царь страну мою

Потопил в тумане черном,

Людоморном и злотворном…»

«Знаю, знаю, там немало

Побродили мы с Пэкалой.

Ты постой-ка. У крылечка,

Там, где дом родимый твой,

Лакомясь сухой травой,

Не пасется ли овечка?»

«Точно, точно: нет и спора —

Это ведь моя Миора!

Говори же, не томи!»

«Ну, тогда совет прими:

Поспешай домой скорей:

Мать заждалась у дверей!»

Великан пустился в пляс

Так, что горный кряж сотряс:

Пляшет великан счастливый,

Позабыв про все проливы,

Про несчастья, про тюрьму:

Всех забот — как не бывало!

Андриеш глядит, и стало

Ясно в этот миг ему:

Сразу видно, лишь взгляни,

Что — ровесники они,

Хоть и роста есть излишки —

Оба все-таки мальчишки…

В пастушке окрепла вера:

Всех его страданий мера

Не напрасна, ибо где-то,

На краю, быть может, света,

Где-то в глубине темницы

Льются слезы Миорицы, —

Ждут его Лупар и стадо,

До него добраться надо.

В черном замке, под замком

Стонет тонким голоском,

Плачет Миорица, плачет,

Ну, а это только значит:

Не напрасен прежний путь,

И с него нельзя свернуть!

И с улыбкой пастушок

Быстро море пересек,

Вновь дорога нелегка,

На пути полно песка —

Да, по этому пути

Все трудней, трудней идти!

Шел он долго шагом скорым,

Целый переход дневной,

По угрюмым косогорам,

По безрадостным просторам,

Где стояла пыль стеной;

И, не в силах сделать шагу,

Наконец пришел к оврагу;

Жажда мучила беднягу,

Тяготил палящий зной.

Там шиповник у обрыва

Увядает сиротливо,

Листья виснут, словно грива,

Ствол беспомощен и сух.

И от жалости, от боли,

От сердечной муки, что ли,

На суглинок поневоле

Уронил слезу пастух.

И веселый родничок,

Старого Днестра внучок,

Засверкал из-под камней

Между высохших корней

Влагой голубых огней!

Андриеш к ручью склонился,

Жадно досыта напился,

А студеная струя

Разлилась через края

Свежей влагой чудотворной,

Окропив шиповник черный.

Под сверкающей водой

Ожил ствол сухой и ветхий,

И листвою молодой

Сызнова оделись ветки,

И цветов румяный снег

Опушил шиповник пышно…

Куст промолвил еле слышно

(Только истый человек,

В ком чисты душа и совесть,

Мог услышать эту повесть):

— Доброе сердце, смельчак знаменитый,

Жалости я не прошу и защиты.

Гордость моя о пощаде не молит,

Правда святая мне лгать не позволит.

Тяжко меня оскорбили враги,

Ты не жалей — отомстить помоги!

Сохну столетие здесь, на корню,

Но ятаган для расплаты храню.

Был гайдуком я когда-то не худшим,

Звали меня Мачиешем могучим.

В радости, в горе, в боях и в труде

Долю народа делил я везде.

Был мой народ невелик, но силен,

Взор его был на восток устремлен…

Девушка мне повстречалась нежданно,

Чудо-красавица, Зорилор-Джана.

Зорилор-Джана, Царевна Рассвета,

Вот кто была она, девушка эта!

Сваху-звезду я послал во дворец,

Дал мне согласие Солнце-отец.

Все ликовало, когда мы венчались,

В горницах гости едва умещались.

Пенной рекой разливалось вино,

И на столах было снеди полно.

Дружно и радостно мы пировали,

Гости с невестой моей танцевали.

Был средь гостей неизвестный гайдук,

— Кто он? Откуда? — шептались вокруг.

Кудри казались волной смоляною,

Очи полны были темью ночною.

Широкоплечий, высокий и властный,

Трижды плясал он с невестой прекрасной.

Вдруг он понесся быстрей урагана,

Обмерла в страхе красавица Джана.

Будто безумный, помчал он по кругу

Джану, мою дорогую подругу.

Спутанной гривой своей смоляною

Он захлестнул ее, словно волною.

Оба они в непроглядную высь

Бешеным смерчем туманным взвились.

Пламя зажглось в гайдуке незнакомом,

Сделался голос раскатистым громом,

Волосы бурными тучами стали,

Молнии в диких глазах заблистали.

Выл он и щелкал зубами от злости,—

Черного Вихря узнали мы в госте!

Сильную рать я собрать постарался,

В царство коварного Вихря ворвался.

Верь, что искал я решительной сечи,

Но чародей уклонялся от встречи.

Грудью о грудь он сражаться не смел,

В честном бою рисковать не хотел.

Тайно прибег чародей к волшебству,

Войско мое превратил он в траву.

Наших несчастий преступный виновник,

Он превратил меня в этот шиповник,

Зорилор-Джану волшебник проклятый

В замке поставил средь каменных статуй.

Там отвердело, похолодело,

Сделалось камнем прекрасное тело.

Только глаза ее, вечно живые,

Светятся, будто огни зоревые.

И, пробивая гранитные стены,

Льют ослепительный блеск неизменный…

Знаю, ты смелый — но этого мало!

Добрый, умелый — но этого мало!

Мало, что ты справедлив и силен,

Мало, что в странствиях ты закален!

Будь осторожен с врагом вероломным,

Будь в испытаниях твердым и скромным.

Малым успехом по-детски не хвастай

И не робей пред опасностью частой!

Только тогда ты врага уничтожишь,

С правом победу отпраздновать сможешь.

Помни, лукав чернокнижник в бою!

Два лепестка тебе в помощь даю.

Первый — к румяным губам приложи,

И прилетит через все рубежи

Меч мой, подобный отточенной бритве,

С ним победишь ты в решающей битве.

Можешь его в супостата метать,—

В руки твои он вернется опять.

Скрыто в другом лепестке волшебство,

Знай, как использовать силу его:

Где бы твой враг не скрывался трусливо

И превращался в различные дива,

Сыщешь противника наверняка

С помощью маленького лепестка.

Ты приложи его к правому глазу —

Хитрость врага разгадаешь ты сразу!

Слушай меня, чабаненок отважный,

Помни совет мой особенно важный:

Ты не убьешь чародея, не ранишь,

Если проклятого спящим застанешь.

Знай, что когда он без просыпу спит,

Он превращается в твердый гранит.

День да ночь — сутки прочь,

Пастушку шагать невмочь,

Ну а все же поутру

Разогнал пастух хандру

И побрел опять чуть свет

На сверкающий хребет,

Что долине был защитой, —

А за ним, в лощине скрытой,

Видит хлопец — облака,

Словно лужи молока,

Лишь колеблются слегка

Там, внизу, от ветерка.

Полно, облака ли это

Столь пленительного цвета?

То не облака, а пух —

Понимает вдруг пастух,

Это склон горы прикрыл

Плат из аистовых крыл,—

Приглядевшись, видит многих

Птиц, высоких, красноногих,—

Не взлетает ни одна,—

Словно чем-нибудь больна

И взлететь никак не может,

А тоска больную гложет

По небесному простору,—

И она, слетев на гору,

Медлит, опустив крыла: