Вениамин Каверин - Сказочные повести. Выпуск седьмой

С этими словами муравей сбежал вниз по стене каланчи и со всех ног бросился к выходу из города.

Лея сидела на полу, крепко зажмурив глаза, и вздрагивала от стука грубов. Девочка смутно догадывалась, что произошло что-то плохое, и сердце её замирало от страха. Ей захотелось поскорее домой к дедушке Лату, но она помнила наказ мальчика и не вставала с места.

Между тем грубы всё время пытались откинуть крышку люка и ворваться в башню. Гей отбивал их атаки одну за другой. И вот подошло время, когда он сказал:

— Теперь открой глаза и подойди к тому окошку, которое смотрит на площадь. Скорее!.. Ты разве не слышишь?

— Я уже открыла, — печально отозвалась из темноты Лея, и Гей уловил в её голосе слёзы.

— Не смей плакать! — закричал он, подпрыгивая на люке, который снова начали приподнимать грубы.

— А что такое — плакать? — спросила Лея.

Она встала на ноги и, вытянув руки, пошла на голос Гея.

— Ты где, мальчик?

Гей взял её за руки и втащил к себе на крышку люка. Теперь ломившимся грубам стало совсем тяжело поднимать её, и они о чём-то заспорили. Гей держал девочку за руку и недоумевал — куда же делся свет её глаз. В темноте еле-еле мерцали какие-то жёлтые точки, и мальчик всё понял: слёзы застилали свет. И ещё он увидел, как светлые капельки падали на пол и там ярко разбивались и гасли.

— Лея! — крикнул Гей. — Слёзы воруют свет! Ты должна сейчас же засмеяться, слышишь?

— Но мне совсем не весело, — ответила девочка. — У меня даже сердце стало тихим-тихим. Я не хочу больше оставаться в этой башне.

Мальчик прижал её голову к груди и заговорил:

— Я тоже не хочу оставаться в этой башне, но в городе темно, потому что в него пришла беда. Вытри слёзы, улыбнись и выгляни в окно. Ты увидишь дедушку Лата. Он сидит на площади у бассейна и ждёт.

— Беда, это пауки? — переспросила Лея. — Я теперь всё знаю и выгляну!

Она спрыгнула с люка, и Гей заметил, как темнота стала рассеиваться.

Он отчётливо видел корзинку, оконные переплёты фонаря башни и Лею. Свет, ещё не совсем прежний, но сиял в глазах девочки. Горбуны тут же начали приподнимать крышку, и Гей запрыгал на ней.

— Ты танцуешь, как Чики-Чик! — Лея улыбнулась, и глаза её ярко засияли.

Золотистый свет наполнил фонарь, и темнота отхлынула от башни. Девочка встала на корзинку, высунулась в окно.

— Дедушка-а! — закричала она. — Я здесь!

Но тут в окно заглянул пучеглазый паук-крестовик, за ним другой, третий…

Как только из фонаря каланчи ударил сноп света и осветил площадь, бассейн, сидящих на земле мастеров и охраняющих их грубов, мудрый Лат поднялся. Грозен был вид старого мастера. Седые волосы из-под шапочки торчали в разные стороны, сквозь прорванную куртку виднелось исхудалое тело.

— Мо-олики! — загремел над площадью его голос. — Станьте смелыми и беспощадными! Над нами — солнце, перед нами — враг!

Молики вскочили на ноги и, потрясая сверкающими мечами, бросились на ослепших от яркого света грубов. Они быстро расправились с охраной и чуть было не добрались до самого Граба. Но перепуганная лягушка так понесла его прочь, что догнать его было невозможно. Воодушевлённые молики потеснили растерявшихся захватчиков. Треск, крики и топот стоял над площадью. Уже дрогнули грубы и бросились вон из города, но подоспела королевская гвардия и отряды пауков-крестовиков. Они яростно набросились на мастеров и стали отбивать их назад к бассейну. А из фонаря пожарной каланчи ярко струился свет, и, глядя на него, молики дрались смело.

А что в это время делал муравей?

Он незаметно прошмыгнул мимо часовых, охраняющих город, и теперь карабкался вверх по спине Ашурбода, который вытаптывал огромными сапогами зелёную траву. Муравей, ещё когда входил в город, заметил в отверстии головы великана своего врага Мохнобрюха и решил расправиться с ним. Он добрался до отверстия и заглянул внутрь. Мохнобрюх спокойно лежал на спине и, поглаживая брюхо, наблюдал за вращающимися шестерёнками.

— Ну, берегись, главный палач! — крикнул муравей и прыгнул на паука.

Сцепившись, они стали кататься вокруг механизма. Мохнобрюх был очень силён и изворотлив, и, когда у муравья отломилась одна челюсть, он совсем насел на него.

— Раб! — шипел Мохнобрюх. — Я съем тебя!

Но муравей изловчился и из последних сил ударил его ногами в круглое брюхо. От удара Мохнобрюх попятился, запнулся и опрокинулся под шестерёнки.

И как тогда, когда Мохнобрюх сунул кирпич под зубья шестерёнок и механизм начал вращаться в обратную сторону, так и теперь, ударившись зубьями о Мохнобрюха, шестерёнки закрутились в своём прежнем направлении. Как только это произошло, Ашурбод затряс головой и с испугом уставился на закрывшую город коробку. Потом перепачканными в глине руками так сдавил лицо, что по щекам поползли чёрные слёзы.

— Что я наделал? — выкрикнул он и огромным сапогом пробил в стене дыру.

Ещё не успела осесть пыль, как в пролом устремились стройные ряды кузнечиков с пиками в передних лапах. Впереди всех подпрыгивал в одном башмаке Чики-Чик и громко стучал в барабан. Муравей сбежал вниз и присоединился к ним.

Увидев подмогу, молики воспрянули духом и с двух сторон ударили по грубам. Ах, как заметались в кольце вислоносые захватчики! Они бросились спасаться в дома и подвалы, но их всюду доставали острые пики кузнечиков и светлые мечи мастеров. Сам Граб на своей лягушке не ускакал далеко. Лягушка прыгнула в бочку с позеленевшей водой и увлекла за собой Граба. От короля горбунов остался плавать на поверхности только завядший колокольчиковый колпак, вокруг которого всплывали и лопались грязные пузыри.

Увидя гибель короля, грубы начали отступать в другой угол, куда не доходил свет из каланчи и где было темно и сыро. Когда шум сражения отдалился, из бочки вынырнул Граб. Отфыркиваясь, он выбрался из неё и со всех ног бросился вон из города.

Лея видела бой и старалась удержать себя у окна. Ей было страшно вдвойне. Перед нею дрались на площади мастера с грубами, а рядом отбивался дубинкой от пауков мальчик.

— Там Чики-Чик! — вдруг крикнула Лея и протянула вперёд руку.

— Молодец, Чик! — сказал Гей и оглушил дубинкой последнего паука.

Крестовик полетел вниз, ударился о крышу дома, подпрыгнул и шлёпнулся на мостовую.

Мальчик выглянул в окно и заметил, как в тёмном углу города поднимается зарево. Отблески пожара плясали на стенах домов и по низкому потолку, нависшему над городом. Гей ничего не успел придумать, как мимо каланчи промчался чёрный великан.