Анна Никольская - Детская библиотека. Том 94

— Что это?

— Это подарок.

— Но ведь у нас уже столько разных подарков! — запротестовали было близнецы. — Угощение, гости, карточки…

— Это всё ерунда, — отрезала Чемодановна. — Настоящий подарок — вот.

— А что это вообще такое? — спросил Боря, вертя в руках ничем не примечательный пакетик.

— Ты что, ослеп? Это растворимое картофельное пюре.

— А-а-а…

— Бэ! Его надо заварить кипятком, съесть и загадать желание. Только одно на двоих, заветное — и тогда оно обязательно сбу…

Но Чемодановна не успела договорить. Потому что в этот момент раздался чей-то душераздирающий крик.

— Пожар! Мы горим! — отчаянно кричал кто-то. — Помогите!

— Я так и знала, — мрачно сказала Чемодановна. — Не надо было дракона звать, тем более огнедышащего. Он подпалил нам занавески — только полюбуйтесь!

— А что теперь делать?! — встревожились близнецы. Им вовсе не хотелось, чтобы по их вине сгорела городская мэрия. И ещё меньше им хотелось попасть за это в тюрьму.

— Снимать штаны и бегать. — Чемодановна фыркнула. — Тушить пожар, конечно! Вот, держите брандспойт, только покрепче. — Она протянула близнецам толстый пожарный рукав, из которого уже под напором лилась вода.

Вдалеке послышался вой сирен. Одна пожарная, другая, кажется, полицейская. Прикольские похолодели.

— Держите шланг, говорю! Поливайте окна, хлюпики! — командовала Чемодановна.

На ней уже был защитный костюм и блестящая пожарная каска (на Боре и Оле тоже). Перепуганные гости высыпали на балкон и теперь толкались и кричали от страха.

— Мои рукописи! — кричал детский писатель, в отчаянии дёргая себя за волосы.

— Рукописи не горят! — кричал новоиспечённый парикмахер (бывший укротитель крокодилов). — Спасайте именинный торт!

— Есть кто живой?! — кричали спецназовцы, бесстрашно ныряя в огонь и сразу из него выныривая. — Нет никого!

— А как же дракон! Ведь он же сгорит!

— Чегино нме не сладеется! — рокотал дракон на языке Ильи Ильича, наматывая круги по горящему залу. — Я огнепоурный!

— Что же теперь будет? Неужели мы все сгорим? — в ужасе прошептала Оля. Ей ни капельки не хотелось умирать — тем более в свой собственный день рождения.

— Без паники, — отрезала Чемодановна. — Никто тут не собирается сгорать. Вон видишь, уже пожарные сюда лезут. Пора сматываться.

Действительно, через балконные перила уже перелезали усатые пожарные. У Бори отлегло от сердца — теперь всё будет хорошо.

Но когда огонь потушили, всех эвакуировали, а Олю с Борей вывели на площадь и зачем-то укутали в одеяла, оказалось, что ничего хорошего больше уже не будет. Никогда. Всё хорошее кончилось, потому что:

Во-первых, мэрия сгорела дотла.

Во-вторых, вместе с мэрией сгорели все важные бумаги мэра, а также его любимый плюшевый медвежонок.

В-третьих, директор зоопарка был в страшном гневе. Он примчался на пожар и теперь потрясал над головой газетой с фотографией Бори и лысого льва, ругаясь при этом неприличными словами.

В-четвёртых, в гневе был папа Миши Баскервильева. Он потрясал над головой кулаками и демонстрировал толпе зевак огромный фиолетовый синяк под глазом своего Миши. Кто ему поставил этот синяк, вы, разумеется, помните.

В-пятых, вокруг Оли и Бори прыгала откуда-то взявшаяся Изольда Тихоновна Кикиморова во всём красном и со словами: «Это всё она виновата! Наших детей чуть не угробила! Я на неё О́РГАНЫ натравлю! Сейчас-сейчас!» — звонила кому-то по мобильному телефону.

В-шестых, из-за пожара и последующего наводнения (Оля и Боря вылили на мэрию несколько тонн воды) вышла из строя единственная в Больших Пупсах электрическая будка, которая тоже стояла на площади. В результате во всём городе вырубили свет.

В-седьмых и в-предпоследних, на маме с папой, стоявших у фундамента сгоревшей мэрии, не было лиц. Рядом с ними стояла Чемодановна, и её тоже было не узнать. Она как будто вся вдруг сморщилась и в пять раз усохла, а от знаменитой бандитской ухмылки не осталось и следа.

— Мама, что же ты наделала? — спросила у неё прекрасная Шурочка Николаевна.

Чемодановна ничего на это не ответила. Она молча разглядывала свои ноги в подгоревших туфлях на каблуках, не смея поднять глаз на собственную дочь.

— Авдотья Чемодановна! — Эдуард Константинович печально покачал головой. — Мы так ждали вас к ужину…

— Вот! Это про неё я вам рассказывала! — К Прикольским подскочила Изольда Тихоновна с двумя строгими на вид женщинами в штатском. — Дорогие органы, примите немедленно меры, не то она весь город угробит!

— Смотрим-смотрим, — сурово сказали женщины из органов. — Значит, непосредственно записываем: имеются дети в количестве двух штук, безответственные родители — в том же количестве и некто Чемодановна — одна штука. — Обе женщины яростно застрочили что-то в блокнотах.

— Это не «некто», а наша родная бабушка! — в сердцах крикнул Боря.

— Тем хуже, — сказали женщины из органов. — Значит, так, граждане родители, у вас непосредственно два варианта: либо вы добровольно избавляетесь от вашей опасной для общества бабушки, либо…

— Либо что?! — ужаснулась прекрасная Шурочка Николаевна.

— Либо мы непосредственно изымаем у вас этих несовершеннолетних детей мужского и женского пола в количестве двух штук! — отрапортовали органы.

— Нет! — пронзительно закричала Шурочка Николаевна, бросаясь на плечо к папе.

— Не нет, а непосредственно да! — строго сказали женщины и переглянулись с Изольдой Тихоновной.

— Не надо никого изымать, — заговорила вдруг Чемодановна.

— Это ещё почему? — насторожились органы.

— Я сама уйду. Кикимора Тихоновна абсолютно права, это я во всём виновата. И ты, Шурочка, тоже во всём права. Мне вообще не следовало к вам являться.

— Чемодановна! — горько закричали Оля и Боря, бросаясь в её необъятные объятия. — Мы тебя никуда не отпустим!

— Всё будет ужасно хорошо, — улыбнулась им бабушка. — Зуб даю!

С этими словами Чемодановна исчезла в воздухе, и даже органы с полицией и собаками не успели её непосредственно допросить.

А в-восьмых и, пожалуй, в-последних, подарок Оли и Бори (помните пакетик растворимого картофельного пюре?) тоже пропал.

Бесследно. Вместе с чемоданом.

Последние августовские дни подходили к концу. Лето увядало, уступая место прохладному сентябрю. Оля и Боря Прикольские готовились к школе. Хотя в общем-то им совершенно этого не хотелось. Не хотелось ходить по магазинам, выбирая школьную форму (за лето Боря и Оля так вытянулись, что старая им оказалась мала), не хотелось покупать новенькие тетрадки и учебники, так вкусно пахнущие типографской краской, не хотелось дочитывать заданные на лето книжки и доделывать гербарии.