Андрей Жвалевский - Сиамцы

— Ты всегда случайно! Куда ни приду, везде ты!

Ян разозлился.

— Да это ты везде! Пройти по городу невозможно, везде на тебя натыкаюсь!

— Так сиди дома! — отрезала Геула. — Это мой город!

Рядом с ними образовался небольшой вихрь, поднял с асфальта мусор, швырнул Геуле в глаза песок. Она принялась тереть глаза. Ян окаменел.

— Сейчас дождь пойдет, — сказал он.

— Ну и пусть.

— Промокнешь.

— И что?

— Ну… я же все-таки тебя люблю.

Геула взвилась:

— Ян, ты издеваешься? Ты специально все портишь? Какая на фиг любовь? Иди проспись!

Вокруг Гели и Яна спешно эвакуировали детские электромобили, продавцы всякой китайской ерунды сворачивали свои витрины. Ян отвернулся. И тоже принялся тереть глаза, как будто и ему туда попал песок. Геуле стало больно.

— Послушай, — продолжала она, — ты просто придумал эту любовь. Мы столько лет дружим… У тебя были девушки, у меня Костик… был. Зачем все усложнять? Мы могли спокойно общаться дальше, все могло быть, как раньше, зачем ты все испортил?

Геула поймала себя на том, что кричит. Ян попытался взять ее за руку, но она вырвалась.

— Геля, пойдем в метро, сейчас…

Об асфальт ударились первые капли. Огромные, тяжелые капли первого майского ливня.

Где-то громыхнуло, и тут же ливануло так, что ни о каком метро речь уже не шла. Спрятались под мостом через Свислочь и даже за ту минуту, что бежали, успели вымокнуть до нитки.

Геула ревела. Ян смотрел на дождь.

— А я не хочу, как раньше, — сказал он.

И ушел, оставив Геулу под мостом.

Он шел, не разбирая дороги, шел, не стирая с лица капли дождя. И не видел, как заботливо город укрывает его ветками деревьев. И не понимал, что там, где он идет, дождь замирает, и не чувствовал, что город плачет вместе с ним.

Ян вернулся домой замороженный. В буквальном смысле.

Год назад у него внезапно раздуло десну. Чтобы лечить ее, стоматологу пришлось обколоть обе челюсти Яна обезболивающим. Несколько часов после операции Ян не чувствовал половину своей челюсти.

Сейчас «заморозка» завладела им полностью.

Он вспомнил, что скоро экзамены. Сел решать задачки по математике. Через час сообразил, что первый экзамен — белорусский, и попросил маму подиктовать ему диктанты. Мама удивилась, но согласилась.

К приходу отца у нее сел голос, мама взмолилась:

— А давай на сегодня все? Да и тебе надо отдохнуть.

Ян послушно отложил ручку, мама тревожно посмотрела на него и ушла кормить мужа.

Ян посидел немного, прислушиваясь к себе.

Зубная заморозка за это время уже прошла бы, и вернулась бы тупая ноющая боль. Но сейчас он по-прежнему ничего не чувствовал.

Ян даже задумался о том, чтобы лечь спать — но сразу осознал, что в такую рань не уснет. Он осмотрел свою комнату и остановил взгляд на недостроенном корабле.

Геула плакала так, что мама принялась ее отпаивать успокоительными, которые еще недавно сама пила по приказу Альбины. Геля глотала лекарство, успокаивалась, но через полчаса начинала рыдать опять.

— А мне на работу, — вздыхала мама, — отпроситься я не смогу, дети голодные останутся. Ты без меня одна выживешь?

В ответ Геула рыдала с новой силой.

— Знаешь что! — решила мама. — Собирайся! Поедешь со мной! Поможешь на кухне… и вообще!

Сил сопротивляться у Гели не было.

На кухне ей действительно полегчало. Рыдать в присутствии посторонних было как-то неудобно, мама все время подбрасывала задания: то замесить тесто, то прокрутить фарш. А когда набежали дети и принялись с аппетитом есть приготовленное, Геула даже улыбнулась.

Когда поток жующих учеников схлынул и пришла пора готовить полуфабрикаты на завтра, мама осторожно спросила:

— Ты из-за Кости?

Геля опустила голову.

— Послушай, — сказала мама, — если это настоящее, то вы друг от друга никуда не денетесь. Не сейчас, так через пару лет.

Геля всхлипнула.

— Ну а если не настоящее, так не жалей, — продолжала мама, — где-то тебя ждет твоя любовь, твоя история.

— А если нет? — спросила Геля.

— Так не бывает, — сказала мама, — только нужно не бояться.

Мама задумалась, слепила несколько котлет, а потом с трудом сказала:

— Знаешь, я тут подумала… Наверное, тебе действительно лучше поехать в Молодечно.

Геула застыла.

— В смысле? — спросила она.

— Правда, — продолжала мама, — Молодечно — это хороший вариант. Минск рядом, если захочешь, можешь хоть каждый день домой ездить. Зато у тебя будет своя жизнь. Свобода.

Геула поняла, что она не дышит. Аккуратно слепила очередную котлету и положила на противень.

— Что молчишь? — спросила мама.

— То есть ты меня выгоняешь? — сказала Геула.

— Гель, ты чего? — испугалась мама. — Не хочешь, оставайся!

Геля с трудом пыталась справиться со слезами.

— Геула, прости! — всполошилась мама. — Я хотела как лучше. Я просто не хочу тебя держать. Но ты не должна оставаться ради меня, у тебя должна быть своя жизнь.

Тут Геля снова расплакалась.

— Я очень тебя люблю, — сказала мама, — но, знаешь, я испугалась, что если ты решишь, что должна жить со мной по гроб жизни, чтоб мне было не одиноко, то я, пожалуй, тебя выгоню. И кончай реветь, пересолишь котлеты.

Геула хлюпнула носом и попыталась вытереть глаза. Но руки были в фарше.

— Во-о-от, — сказала мама, — нельзя готовить и плакать одновременно. Техника безопасности.

Весь день Ян провел с тем же ощущением глубокой заморозки.

Утром, правда, было какое-то подобие эмоции — когда он проснулся и увидел на столе законченную модель линкора. Но потом вспомнил, что сам вчера до ночи ее доклеивал, и безразличие вернулось.

В школе действовал автоматически. Говорили решать — решал. Диктовали — записывал. Сказали пойти домой — пошел.

Снова увидел линкор на столе, и снова что-то шевельнулось в душе. Ян решил, что чувство это скорее приятное. Что-то типа облегчения. «Доделал наконец, — подумал он, — стало лучше».

Когда мама вернулась с рынка, она обнаружила сына посреди комнаты. Полки и выдвинутые ящики стола были наполовину пусты. Рядом с Яном громоздились две кучи вещей. И еще одна, маленькая, на тахте.

— Что ты делаешь? — поразилась мама.

— Вот эти вещи давно пора выбросить. Эти оставить. А вот это, — он кивнул на тахту, — нужно доделать.

Мама присмотрелась.

— Гербарий? Ты собираешься доделывать гербарий, который начал собирать в пятом классе?

— Да.

— А зачем?

— Я должен.

Мама не нашлась, что сказать. Ян взял с полки очередную книгу — «Оружие римской пехоты», полистал и уронил в кучу на выброс.

— Может, книги не выбрасывать? — предложила мама. — В библиотеку отдадим…

— Хорошо, — согласился Ян и принялся доставать из груды обреченных предметов книги.