Давид Дар - Книга чудес, или Несколько маловероятных историй

Однажды, гуляя с ослом, он сказал ему так:

— Вот что, дружище осел! Я отлично понимаю, как должно тебя обижать то, что все считают тебя ослом. Я много думал об этом и пришел к выводу, что действительно пора тебе перестать быть ослом. И это вполне возможно осуществить, потому что человек, как известно, довольно успешно преображает природу, тем более человек образованный и неглупый. И я преображу тебя, дружище осел! Вопрос только в том, в кого тебя преобразить?.. Исходя из интересов дома отдыха, разумнее всего было бы преобразить тебя в автомобиль, но для этого нужен мотор, а достать мотор я не берусь. Можно было бы преобразить тебя в вола, но для вола у тебя маловат рост. Логичнее всего было бы преобразить тебя в лошадь, но лошадь должна ржать, а этого я, к сожалению, и сам не умею. Придется преобразить тебя в человека.

Если бы осел не был ослом, он ответил бы умному Мише так:

— Нет, дружище! Я никогда не слышал, чтобы осел стал человеком. Оставь, брат, это дело. Пусть уж лучше я по-прежнему буду ослом.

Но так как он был ослом, и к тому же весьма доверчивым ослом, он не сказал этого.

Во время мертвого часа, когда все в доме спали, Миша увел осла в кусты и там надел на него светлосерые брюки в полоску, рубашку кремового цвета и галстук, пестрый, как цветная открытка.

Очки придали ослиной морде вид глубокомысленный и интеллигентный. Ослиные уши были спрятаны под фетровую шляпу.

Когда кончился мертвый час, умный Миша вывел преображенного осла на улицу и сказал ему:

— Ну, дружище, теперь изволь держаться как человек, потому что только самый опытный зоолог сможет распознать в тебе осла… — И он щелкнул крышкой портсигара: — Не хочешь ли закурить?

Но первый же отдыхающий, который вышел в полосатой пижаме купить мороженого, увидев их, взмахнул руками и закричал:

— Ой, держите меня! Ой, умру! Поглядите, как вырядился этот осел!

Отдыхающие выбежали из домов отдыха и санаториев. Сестры и нянечки в белых халатах высунулись из окон. Чистильщики сапог вскочили со своих табуреток. Мальчишки, бежавшие к морю в одних трусах, присели на корточки и схватились за свои поджарые, голые и черные животы. И все хохотали, подталкивая друг друга локтями и кричали.

— Глядите! Глядите! Осел — а в штанах и шляпе!

И умный Миша шепнул ослу:

— Пойдем, дружище, домой. Как видно, человек отличается от осла не только штанами и шляпой.

И по дороге к дому он рассуждал:

— Дело, по-видимому, не в одежде, а в чувствах. Чтобы осел стал человеком, он должен познать высокие и благородные чувства, — такие, как долг, честь, любовь. Я думаю, что легче всего нам начать с последнего. Я научу тебя, дружище, любить той чистой, одухотворенной любовью, которая с древних времен вдохновляет поэтов и лекторов по вопросам морали. Такой любви не знает ни одно, даже самое благородное, животное, такая любовь свойственна только человеку.

И умный Миша научил осла такой одухотворенной любви, потому что это был восприимчивый осел, а умный Миша был исполнен самых горячих дружеских намерений.

Осел полюбил.

Он полюбил не очень молодую и не очень красивую учительницу ботаники, девушку чрезвычайно строгих нравственных правил, которая никогда не была замужем, потому что ей казалось, что все ее поклонники смотрели на нее только как на женщину, а не как на учительницу ботаники. Это чрезвычайно оскорбляло ее строгую нравственность, и она отвергала поклонника за поклонником до тех пор, пока все стали смотреть на нее только как на учительницу ботаники, и тогда уж ей не пришлось больше никого отвергать.

Осел полюбил ее той возвышенной и одухотворенной любовью, на какую не способно ни одно животное.

Днем он шел к школе и молча стоял под окнами, понурив морду, и слушал, как учительница объясняет детям, что такое тычинки и пестики.

Когда она возвращалась из школы, он поджидал ее за каким-нибудь углом и клал к ее ногам полуразжеванные пучки цветов, которые он приносил с гор для ее гербария. А вечером, когда луна освещала стройные кипарисы, цикады пели в кустах, а влюбленные прижимались друг к другу, — на высоких скалах появлялся тоскующий осел. Морской ветер заламывал поля его шляпы и раздувал макинтош. Он бродил один с отчаянным видом, иногда останавливаясь над бездной и размышляя, не броситься ли ему в морскую пучину, но в пучину он не бросался, а только ревел таким трагическим голосом, что цикады смолкали, потрясенные силой его страсти.

А умный Миша, сидя в саду, говорил девушкам:

— Вы слышите? Какое благородство чувства! Какая тонкость переживаний! Ну, кто скажет, что это осел?

Но девушки не слушали его. Они бежали к морю. Влюбленные размыкали объятия. Они кричали:

— Где тут, где тут влюбленный осел? Бежим скорее, бежим поглядеть на ослиные нежности!

И утром умный Миша увел осла в горы.

Он сел на камень, подпер рукой щеку и стал думать.

А осел, в очках, макинтоше и шляпе, щипал траву.

— Не унывай и не отчаивайся, дружище! — сказал умный Миша. — Я не такой дурак, чтобы думать, что преобразование природы дело легкое. Нет, я отлично понимаю, что оно требует терпения и упорства. По-видимому, — сказал он, кусая ногти, — чтобы осел стал человеком, ему недостаточно носить человеческую одежду и познать человеческие чувства. Дело, наверное, в должности. Может быть, попробовать устроить тебя завхозом в какой-нибудь санаторий?..

И возможно, что умный Миша устроил бы осла завхозом в какой-нибудь санаторий, но как раз в это время кончился срок его путевки, и умный Миша уехал домой, в наши края, где, как известно, ослов нет.

И он увез с собой свои штаны, очки и шляпу.

А осел остался.

Он и сейчас служит в доме отдыха.

Возит воду.

Он опять стал серым, ушастым и симпатичным.

Он щиплет траву, помахивает хвостом и шевелит ушами.

И все относятся к ослу очень хорошо.

Когда-то профессор Мойкин тоже был молодым, как это ни странно. Когда-то ему тоже было восемнадцать лет. У него тогда еще не было морщин, ревматизма и одышки. У него были румяные щеки, спелые губы и звонкий смех. И сколько он ни смачивал свою макушку водой или одеколоном, волосы всегда там торчали забавным русым хохолком.

В то время его еще называли Федей Мойкиным, но уже тогда он был очень рассудительным.

Вот в этом-то всё и дело.

Он всегда был рассудительным, с самого юного возраста, так что один раз ему даже поручили сделать доклад на тему: «Рассудок и его значение для молодого человека нашего времени». И все мы после этого доклада стали такими рассудительными, что когда нам хотелось мороженого, то мы сдерживали в себе это безрассудное желание и покупали витамин С или рыбий жир. А когда нам хотелось заговорить с какими-нибудь незнакомыми девушками, то мы сдерживали в себе и это безрассудное желание и заговаривали только с уже знакомыми девушками.