Сергей Баруздин - Путь отважных

Глеб стоял у котла, положив левую руку на регулятор. Спокойствие брата невольно передалось и Толику. Стало не так страшно.

Меняя скорость, бронепоезд шёл вперёд. Командир высунулся из смотровой башни.

— Ай да артиллеристы! Первому прямо в котёл угодили! Даёшь полный!

Глеб нажал на регулятор. На повороте Толик увидел в бойницу два бронепоезда белых. До них было не больше версты. Паровоз одного был окутан облаком пара. Следующий снаряд разорвался прямо на башне передней площадки. Второй взял его на буксир и потянул назад.

В этот момент наблюдатель доложил: «Справа кавалерия противника!» Толик схватил свой «люис», перебежал к правому борту и открыл задвижку. В конном строю на бронепоезд скакали казаки. Толик просительно посмотрел на командира. Поняв его взгляд, Ачкасов кивнул: давай, мол, разрешаю! Быстро просунув в люк ствол пулемёта, Толик тщательно прицелился.

«Только не торопись, — сверлило где-то в мозгу. — Помни, как наставлял начвоенобуч: выбирай сперва командира, без него войско что стадо…»

Впереди галопом, крутя клинком над головой, скакал белый офицер. Взяв его на мушку, Толик плавно нажал на гашетку. Пулемёт забился в руках, поливая свинцом белую конницу. Гнедой под офицером вздыбился и рухнул наземь вместе со всадником. Поводя пулемётом из стороны в сторону, Толик видел, как казаки один за другим падали, словно подкошенные. Лишь когда был расстрелян весь диск, а пулемётная дробь не прекратилась, он заметил, что, кроме него, стреляли пулемёты обоих пульманов. Атака захлебнулась, и белые откатились.

Бронепоезд вернулся на станцию. Захлопали боевые дверцы, и команда высыпала на перрон.

Для многих так же, как и для Толика, этот бой был первым боевым крещением. Ачкасов поздравил бойцов с победой. Пожал он руку и Толику, сказав при этом:

— Молодец, доктор, подлечил с десяток беляков! Возьми вот на память о первом бое. — Командир протянул юному санитару новенький револьвер.

Запомнился Толику и ещё один бой. Было это под Гатчиной у Петрограда. Белые подбили паровоз. Снаряд разорвался в будке, убив машиниста и повредив арматуру котла. Толик и Глеб выехали на запасном паровозе. У него была бронирована только будка, люков для пулемёта не было.

Толик сидел на ящике для очёсов, скучая без дела Вокруг была болотистая и лесистая равнина. Стреляли откуда-то из-за рощи. Перестрелка шла вяло, как бы нехотя. Глеб, как всегда, стоял у регулятора.

Толик с наслаждением потянулся и вдруг увидел в переднюю лобовую щель чьи-то глаза, через секунду они исчезли, и в отверстие просунулась рука с револьвером. Грянул выстрел. Вскрикнув, Глеб повалился на пол. Толик будто оцепенел. Новый выстрел сорвал с его головы фуражку. Он схватил тяжёлый гаечный ключ и что было силы ударил по руке. Револьвер выпал. Толик высунулся наружу. По трапу паровоза, придерживая раненую руку, бежал офицер. Не целясь, Толик выстрелил несколько раз подряд. Офицер покачнулся и начал падать. Патроны уже вышли все, но Толик не замечал этого и в бешенстве продолжал щёлкать курком. Подбежавший Ачкасов вовремя оттащил его от окна — хлестнула пулемётная очередь.

Глеб лежал у топки с закрытыми глазами и слабо стонал. Быстро сняв с него куртку и рубаху, Толик обнаружил рану в правом плече. Она была сквозная. Брат стал первым пациентом санитара, и всё своё умение и старание он вложил в эту перевязку. Глеб открыл глаза и болезненно улыбнулся.

— Ничего, братка, это пройдёт…

Командир помог усадить его на ящик. К регулятору встал помощник машиниста, а Толик взялся за лопату.

До станции дотянули благополучно. Офицер, всё ещё лежавший на сходнях, оказался капитаном армии генерала Юденича князем Воронцовым-Дашковым.

Глеба положили в госпиталь. Ачкасов разрешил Толику ухаживать за братом до полного выздоровления. Рана зажила быстро, и через две недели они уже были на бронепоезде. Глеб у своего регулятора, а Толик — у броневого люка с неизменным «люисом» и медицинской сумкой.

Много боёв принял бронепоезд «Смерть или победа!», сражаясь за власть Советов. Четыре бронепоезда противника и сотни белогвардейцев, скошенных пулемётными очередями, на его славном счету. На суровых путях гражданской войны победа всюду сопутствовала легендарному бронепоезду.

Перевод с кабардинского К. Семенова, рисунки Л. Гольдберга.

Крым — это синее, тёплое море, золото плодов, Артек, звонкие песни у пионерского костра.

И, хотя трудно найти края, равные по красоте родной Кабардино-Балкарии, Барасби давно полюбил этот полуостров на другом берегу Чёрного моря, полюбил, когда в первый раз услышал рассказы об этой ласковой и доброй стране.

Но оказалось, что есть другой Крым: где насколько хватает глаз раскинулась ровная, унылая степь, с жёсткой и сухой землёй, с облаками тёплой пыли, оседающей на зубах и хрустящей в солдатской каше.

Барасби Хамгоков глядел в бинокль на едва различимые в жаркой дымке дома у самого горизонта. Уже несколько дней шли ожесточённые бои за это село. Взять его с ходу не удалось. Теперь нужна тщательная и продуманная разведка. Нужно выяснить, где находятся огневые точки, сколько их, как лучше подобраться к противнику.

Барасби знал, что это задание будет поручено ему и его разведчикам. Поглядев ещё раз в сторону села, он поднялся на ноги и пошёл к Звёздочке. Нужно было обязательно погладить мягкую гриву лошади, заглянуть в большие тёмные глаза, сказать верному боевому товарищу, что совсем скоро, как только стемнеет, им снова предстоит опасное и трудное дело.

Звёздочка!.. Сколько лет прошло с тех пор, как мальчик Барасби увидел в колхозной конюшне тонконогого, беспомощного жеребёнка. Он лежал на соломе хмурый, с едва приоткрытыми глазами…

Барасби был частым гостем на конном дворе. Он повадился ходить туда ещё совсем малышом.

— Дядя! — приставал он к конюху. — Можно я погоню коней на водопой?

Конюх — хромой Кербек — не соглашался:

— Не успел родиться, а уже на лошадь хочет… Лошади дикие, необученные, упадёшь — плакать будешь.

— Я не буду плакать, — обещал Барасби.

— Не будешь? — усмехался Кербек.

Барасби показалось, что он отыскал самый веский довод:

— Мне отец не разрешает плакать.

— Гм… — Кербек выпустил густой клуб дыма изо рта. — А бегать вокруг конюшни отец тебе разрешает?.. Погляди только, как ты вымазал ноги и штаны! Уходи отсюда, а то скажу отцу и тебе крепко попадёт…