Михаил Ляшенко - Из Питера в Питер

Нет нужды говорить, что за всем этим переполохом украдкой наблюдал не только Аркашка (это, конечно, он поднял над «Асакадзе-мару» боевое знамя краскома), но и Ларька, Гусинский, Катя, другие члены штаба красных разведчиков и с ними Миша Дудин.

Аркашка твердил, что красное знамя над кораблем будет сигналом для всех матросов — большевиков... Когда капитан распорядился сорвать знамя, Аркашка да и другие ребята впились глазами в матросов. Сейчас начнется восстание! И они к нему присоединятся, все, как один человек!.. Почему-то ничего не началось. Матросы послушно помчались срывать флаг... Аркашка расстроился, все приуныли. Но когда Торигаи-сан отменил свой приказ, ребята воспрянули духом.

— Боится! — прошептал Аркашка. И ему поверили.

Но дальше все пошло не так, совершенно несерьезно.

Приглашенные на палубу Круки присоединились к негодованию капитана, хоть и пытаясь как-то смягчить происшествие.

Красный флаг был тут же снят. Никаких волнений на «Асакадзе-мару» это не вызвало.

Более того, Круки принесли капитану свои извинения за недопустимую шалость ребят... Аркашка был потрясен. Вот это повернули! Такое дело — в шалость! Ларька, глядя на него, скривился от презрения.

Потом они разобрали, что мистер Крук осторожно пытается взять у капитана красное знамя, но тот не дает.

В этот момент ребят обнаружил Смит. Он предложил им покинуть укрытие и подойти к капитану.

— Это те, — сказал Смит, глядя в глаза капитану и упорно игнорируя мистера и миссис Крук, — кто пытался обесчестить ваш флаг, Торигаи-сан.

Капитан носил небольшие усики. От гнева они у него едва не стали дыбом.

— Кто повесил эту красную тряпку? — как-то просвистел он, задыхаясь.

— Я! — немедленно шагнул вперед Аркашка.

— А я помогал, — гордо признался, вставая рядом, Миша Дудин.

Капитан уже хотел дать какую-то страшную команду, может, заковать в кандалы, но его опередила миссис Крук:

— Под арест! — решительно произнесла она и потащила Аркашку с Мишей в свою комнату.

Между тем боцман и Смит делали что-то непонятное со знаменитым красным знаменем краскома... Ухмыляясь и посвистывая, они завернули его вместе с кусками ржавого железа в старые мешки. Потом связали все это хорошей, крепкой веревкой. Оглянулись на Торигаи-сан. Тот нетерпеливо дернул рукой...

— Вот и вся ваша революция! — заржал боцман и, размахнувшись, сильной рукой швырнул тяжелый пакет с. кормы в море.

— Ларька!.. — только и успела жалобно крикнуть Катя.

Но крикнула уже вслед ему. Ларька прыгнул с высокого борта в море, следом за знаменем...

Это случилось на тринадцатый день плавания, за неделю до того, как «Асакадзе-мару» должен был прибыть на рейд Сан-Франциско.

Погода менялась, усилился ветер, барометр предвещал шторм. Между волнами шныряли качурки; от их печальных, жалобных криков, доносившихся до сухогруза, темнели лица тех матросов, Кто был суеверней: по всем матросским преданиям, эти птицы предвещали беду...

На палубе «Асакадзе-мару» молчали. Начавшееся волнение ухудшило видимость. Волны словно передрались и в запале плевались пеной. Все же Ларьку увидели раньше с палубы. Он вынырнул и снова ушел под воду... Тонул, а шлюпка была еще далеко! Но когда шлюпка, медленно и тяжело переваливаясь с волны на волну, приблизилась вплотную, Ларька снова показался на воде. Он отфыркнулся, высморкался и ухмыльнулся навстречу матросам. Вода вокруг него была красной, но это видели только со шлюпки. К счастью, покраснела она не от крови, а от мельчайших веслоногих рачков, которых тут оказалось засилье.

Ларьку благополучно доставили на борт. К общей радости, Торигаи-сан не сердился, больше того, он похлопал Ларьку по плечу и сообщил, что такая преданность своему флагу достойна уважения. Жаль, что флаг погиб. Смит предложил было на всякий случай обыскать Ларьку, но встретил молчаливое осуждение. Миссис Крук увела Ларьку в ту же каюту, где томились Аркашка и Миша Дудин. Велев Ларьке немедленно переодеться во все сухое, она оставила их одних. Ни Аркашка, ни Миша о Ларькином приключении ничего не знали.

— Тю! — весело удивился Миша, дотрагиваясь до Ларькиных штанов, с которых текла вода. — Из какой кишки тебя поливали?

Рядом с Аркашкой и он чувствовал себя героем. Ведь они подняли на корабле красный флаг. Их посадили в тюрьму! Аркашка — вот настоящий парень!

Ларька не пожелал ничего рассказывать. Почему-то он был не только молчалив, но и застенчив. Штаны, правда, стащил быстро и с облегчением надел сухие, но с рубашкой, тоже мокрой насквозь, возился куда дольше, хоронясь за дверцей шкафа...

Аркашка, яростно жестикулируя, удивлялся темноте японских матросов, которые не воспользовались такой возможностью пойти за красным флагом и захватить корабль.

— Ты представляешь? — лез он к Ларьке. — Корабль наш! Первый красный корабль в Великом, или Тихом, океане...

Но Ларька тщательно складывал свое мокрое белье, не позволяя к нему притронуться. Аркашка запнулся: он начал что-то понимать.....

— А где теперь наше знамя? — выговорил он тихо.

— Они швырнули его в океан, — нехотя усмехнулся Ларька. — В этот... Великий, или Тихий...

— Ты нырнул за ним?

— Нырнул.

— Ну и что?

Ларька неопределенно пожал плечами. Миша пододвинулся к нему ближе и недоверчиво заглянул в глаза:

— Постой, постой... Как же ты прыгнул?

— Так и прыгнул.

— С самого борта?

— С самого...

— Ух ты! Как же ты смог?

Ларька собрал бельишко и пошел его сушить... Миша смотрел ему вслед, и на лице его все ярче проступала улыбка ошеломления, восторга...

— Вот это да! — шептал он, не глядя на Аркашку. — Жаль, меня там не было. Я бы за ним тоже прыгнул, за Ларькой...

Аркашка не выдержал и дал ему затрещину. Миша отодвинулся подальше и сказал укоризненно:

— А Ларька меня нипочем не бьет.

В редкие иллюминаторы все тяжелее стучались волны. Взлетали вихри пены, как седые волосы. Между ними мелькали черные провалы, словно заглядывали в иллюминатор чьи-то глаза. Надвигался шторм, палубу велено было покинуть всем, кроме матросов. Спустившись вниз, ребята храбрились, делали вид, что не думают о шторме, рассказывали, что видели альбатроса.

— Чего? — не поверил Аркашка.

— Альбатроса! Настоящего! — похвалился Боб Канатьев. — Взмахнет белыми крыльями, так метра в три!

— Больше, — кивнул Володя.

Аркашка совсем поник: мечтал увидеть альбатроса, так нет, и тут нет удачи...

— А знаешь, почему он радуется буре? — иронически поднял бровь Гусинский.

Аркашка хмуро и пристально глядел на него, ожидая нового удара по красивой мечте. И удар безжалостно последовал.

— Только потому, что шторм выбрасывает на поверхность рыбью мелочь, рачков, всякие отбросы с кораблей, и альбатрос радуется этой падали. Есть что пожрать! Он, мятежный, ищет бури от ненасытного аппетита...