Анеле Лантана - Амаль и синяя роза

– Зайдём туда. Я расскажу тебе свой главный секрет.

Я находилась в полной растерянности. Я уже чувствовала, как собственные любопытство и здравый смысл вступают в ожесточённую борьбу. Темнеющее небо и чужой район, видимо, не пугали сестру, и она не спешила попасть домой. Я подумала, что раз уж она, трусливая зануда готова зайти в кафе со странным названием, то что же мешает это сделать мне. В итоге любопытство не без помощи лёгкого тщеславия одержали уверенную победу и я, махнув головой, смело направилась к кафе. Оказавшись внутри, мы обнаружили, что все столики заняты. Там было много людей, начиная от милых стариков в очках, заканчивая молодыми, ярко одетыми людьми. Посетители кафе придали мне спокойствия, ибо я ожидала увидеть перед собой пьяных рокеров.

Нам с сестрой ничего не оставалось делать, как сесть за барную стойку, что мы и сделали.

– Почему ты рванула от Никиты, даже не дослушав его? – сказала я. – Он, кажется, хотел сделать тебе комплимент. Я слышала, как он говорил, что у тебя маленькие уши.

– Ты понимаешь, как это ужасно, что именно Никита услышал мои слова. Не Володька-скрипач, не Игорь-гармонист, а Никита. Раньше я могла надеяться, что он не замечает этого моего недостатка, а теперь… теперь при каждой нашей встрече он будет первым делом смотреть на мои уши, а потом уже здороваться со мной.

– И что с того?

– А то, что он… он нравится мне.

Признание сестры ошеломило меня. Я догадывалась, что этот красавчик нравится чуть ли не всем девочкам в музыкальной школе (да что скрывать, мне самой он был симпатичен), но то, что в него влюблена моя сестра, казалось мне немыслимым. В тот момент мне необходимо было как-то поддержать Наташу, и я не придумала ничего лучше, чем выставить Никиту в дурном свете.

– Никита?! Этот сенбернар недоделанный? Ты знаешь, что он только строит из себя божьего одуванчика. На самом деле он гадкий отвратительный тип.

– Что же он сделал отвратительного?

Прикусив нижнюю губу, я задумалась, но к моему великому сожалению, фантазия не удосужилась оказать мне крохотную помощь.

– Ничего и никому он плохого не сделал, – покачала головой сестра. – Видишь, даже над ушами моими не стал смеяться, а так, я уверена, поступил бы любой другой мальчик на его месте.

По ту сторону барной стойки стоял официант, молодой человек в клетчатой рубашке и коричневой шляпе, натирая стаканы и подозрительно уставившись на нас с сестрой.

– Вы смотрите на нас так, – обратилась я к официанту, – словно пытаетесь вспомнить, наши ли фото с надписью «разыскиваются» висят на каждом столбе или не наши.

Мужчина поставил на стойку стакан, рядом бросил тряпку, затем он погладил указательным пальцем свои смоляные усы и ответил с лёгкой улыбкой на лице:

– Просто я знаю, что вы пришли сюда одни, без родителей. Я начинаю подозревать, что вы сбежали из дома. Или вы беспризорники? Может, мне стоит позвонить в полицию?

– Что вы! – встрепенулась сестра. – Мы решили зайти в кафе по дороге домой. Родители знают, что мы здесь, не волнуйтесь.

– Наташа, – шепнула я сестре на ухо, – идём скорее домой. Мама и папа будут беспокоиться о нашем долгом отсутствии.

– Да, ты права, идём.

Когда мы с сестрой отошли от стойки на пару шагов, нас окликнул тот же официант:

– Вы, кажется, что-то потеряли.

Мы обернулись и заметили под тем стулом, на котором сидела Наташа, золотой медальон на чёрной нитке. Эту вещицу я увидела впервые. Я спросила у Наташи, её ли это предмет, и получила отрицательный ответ.

– Это не наше, – заявила я мужчине в шляпе.

– Но до вас здесь не было этого медальона, я отлично помню. К тому же, как раз перед вашим приходом под этими стульями мыла пол уборщица.

– Странно, но я тоже не видела медальон, когда мы пришли сюда, – сказала я сестре.

– Я бы точно заметила такую яркую вещь, – ответила она.

В итоге мы решили забрать медальон с собой, хотя бы потому, что он нам обеим сильно понравился.

– Мы же его не украли? – спросила по дороге домой Наташа, рассматривая медальон.

– Конечно, нет. Сказал же официант, что он появился под стулом именно в наше присутствие в кафе. Значит, он наш.

– Если что, я его буду носить.

– Это почему ты? – нахмурилась я.

– Потому что он лежал под моим стулом.

Мне нечего было возразить сестре, поэтому я молча опустила голову и насупилась.

– Ладно, – сказала сестра, заметив, что я обиделась, – разрешаю тебе надевать его один раз в месяц.

Мама не отчитала нас за позднее возвращение домой из музыкальной школы, ведь мы с Наташей придумали легенду, согласно которой нас задержала Светлана Игоревна, в голову которой взбрело поучить нас игре на скрипке лишние полчаса. Крепко сжав в кулаке медальон, Наташа стояла перед мамой и нервно улыбалась, боясь, что та заметит незнакомую ей вещь и потребует объяснить, как она оказалась у сестры. К нашему общему счастью, мама даже не взглянула на нас, ибо была занята приготовлением ужина. Когда мы объясняли, почему вернулись позже обычного, она молча улыбалась и кивала, нарезая куски сырого свиного мяса на досточке, а потом сказала:

– Сейчас идите делать уроки, а потом я позову вас кушать.

Наша мама работала медсестрой в больнице при отоларингологе. Пока он осматривал уши, горла и носы больных, она что-то писала в их медицинских картах. Я нечасто ходила в больницу по причине проблем со здоровьем, однако, когда это случалось, я, как назло, попадала к грубиянам в белых халатах. Врачи нервничали на ровном месте, с неохотой осматривали меня, а медсёстры были дерзкими, кричали, командовали: «Садись туда!», «Снимай кофту!» Помнится, у меня на теле появились какие-то странные красные пятна. Врач мельком взглянул на них и пробормотал еле слышно: «Лазаете где попало, а потом лишаи разносите». Разозлившись, я ответила: «Может, вы и неплохой экстрасенс, но я пришла к вам как к доктору, поэтому попрошу вас заняться своими прямыми обязанностями – лечить людей». Врач, ухмыльнувшись, покачал головой, а медсестра, сняв свои большие круглые очки, сделала крайне удивлённое лицо и сказала: «Надо же, какие невоспитанные дети пошли. Откуда вы только берётесь, кто вас рожает?»

В общем, после таких визитов плохое настроение мне было обеспечено. А вот мама сильно отличалась от тех медсестёр, которых я встречала. Она была доброй, спокойной, всегда улыбалась пациентам, даже в конце рабочего дня, когда была уставшей. Я знаю, потому как часто после школы заходила в кабинет, где она сидела за соседним столом с врачом, пожилым лысым дядей, который, кстати, тоже был гораздо лояльнее остальных врачей в больнице, и ждала шести часов, когда её рабочий день кончался, тогда мы вместе отправлялись домой. Мама проявляла доброту не только к пациентам. Нам было трудно вывести её из себя, она почти никогда не отчитывала меня за проделки, не злилась на нас сестрой, в отличие от папы, который любил нас, так сказать, повоспитывать. Когда мы с Наташей были совсем малютками, он часто ставил нас в угол, даже за всякие мелочи – за кражу яблок из соседского сада, за слёзы из-за не купленного мороженого. А однажды мы с сестрой играли в догонялки в доме и случайно разбили вазу, которая досталась папе от покойной бабушки. Тогда он достал из комода ремень, намереваясь постигать нас, благо мама остановила его и этого не случилось. Но мы с Наташей не обижались на папу, ибо знали, что наказывает он нас для того, чтобы мы выросли порядочными высоконравственными людьми. В том, что родители любят нас несмотря ни на что, у нас не было сомнений.