Гаррард Конли - Стертый мальчик

Слева от меня сидела С. – нескладная девушка в принудительной юбке; вскоре она признается, что ее поймали, когда она смазывала влагалище арахисовым маслом для своей собаки.

– Рада познакомиться, – сказала она тем утром до того, как я успел представиться.

С. словно всегда была готова сделать реверанс, нервно теребя края хлопковой юбки. Она уставилась на мои ноги, точнее на плитку под моими ботинками, и на секунду мне показалось, что она разглядывает греховный след, который тянется за мной из внешнего мира.

– Тебе здесь понравится.

Справа от меня сидел парень семнадцати или восемнадцати лет. Обозначим его как Д. Он носил ковбойские джинсы и кривил губы в усмешке, а на его карие глаза опасно спадала длинная челка. Д. постоянно хвастался, что помнит все восемь «разгромных пассажей» из Библии. Разгромными они назывались, потому что осуждали гомосексуальность и отстаивали традиционные гетеросексуальные отношения.

– Я перечитываю их каждый вечер, – признался Д. серьезным и в то же время игривым тоном. Он сжал мою ладонь твердым натренированным рукопожатием. Сотни рукопожатий предшествовали этому, каждое из которых постепенно укрепляло хватку Д. до тех пор, пока он не прошел базовый тест на мужественность. – Помню главы целиком.

Когда наши руки разъединились, я ощутил его пот на своей ладони. «Никаких объятий и физического контакта между клиентами», – припомнил я назидание из справочника. Разрешались только быстрые рукопожатия.

– Знаешь, какой мой любимый? – улыбнулся он. – «Не ложись с мужчиной, как с женщиной, ибо это мерзость». – Позже он поведает мне собственные толкования этих «разгромных пассажей». – Мерзость, – повторил он, медленно откидывая челку полусогнутыми пальцами, на ногтях которых сверкали широкие белые лунки. – Какое безумное слово. На иврите оно звучит как: to’e’va. Евреи употребляли его по отношению к креветкам и к мужеложству. Их очень пугали эти существа с тонкими ножками, которые плавают в море, понимаешь? Они считали их противоестественными.

Еще в нашей группе были неверные муж и жена, бывшие школьные учителя, опозоренные неприличными слухами, и подростки, которых держали здесь против воли. Последние были частью программы «Убежище» – сомнительного мероприятия, рассчитанного на родителей, которые не видели иного выхода, кроме как отправить ребенка в подобное место.

Большинство из нас были с Юга, из той части, где процветал протестантизм, и истории наши звучали до скуки однообразно. Нам всем выставили требование, с которым обычно не сталкиваются в других семьях, где любовь между детьми и родителями безусловна. В какой-то момент прозвучало: «Изменись, или же…» Или же станешь бездомным, нищим, прокаженным, изгоем общества. Мы все были слишком напуганы, чтобы пустить жизнь на самотек; нам рассказывали поучительные истории об одержимости наркотиками и сексом, о людях, умиравших в муках от СПИДа в сточной канаве какого-нибудь занюханного западного городишки. История всегда заканчивалась смертью, и мы верили, что так оно и случится, а в книгах, по телевидению и в кино находили подтверждение своим страхам. В кинотеатрах небольших городов редко можно было увидеть фильм, где освещалась бы тема гомосексуальности, а если и попадалось что-то, то герои фильма обязательно умирали от СПИДа.

Меня записали в «Исток» – двухнедельную экспериментальную программу, которая должна была определить, нужна ли мне длительная терапия. Большинство пациентов проходили трехмесячную терапию, а зачастую и более длительную. Иногда студенты вроде меня выпадали из жизни не меньше чем на год. Это делалось для того, чтобы исключить нездоровое влияние внешнего мира. Многие оставались и дольше. На самом деле бо́льшая часть персонала «Любви в действии» была бывшими пациентами, которые провели в организации два года и решили остаться, не желая возвращаться к прошлой жизни. Такая возможность существовала для всех клиентов ЛД. Бывшие пациенты обязаны были найти работу, заранее получив согласие наставников, быть в состоянии финансово обеспечивать себя, общаться только с теми клиентами, чей характер и статус получили одобрение персонала, держаться подальше от интернета и любых других «светских мест», включая «торговые центры любого типа» и «магазины с нерелигиозной литературой». Так как пациентам дозволялось уходить от офиса ЛД только на ограниченное расстояние, терапевтическая группа становилась для них всем: дорогой, правдой и светом, о которых говорил Иисус в Новом Завете, единственной верной дорогой к Господней любви.

Через две недели персонал ЛД вместе с моими родителями должен был решить, на какой срок меня нужно оторвать от внешнего мира. Название программы говорило само за себя: с «Истока» начинался трудный и долгий путь.

– Расскажи, что ты сделал, Т., – попросил Смид.

Эта часть занятия в группе назывался «обмен опытом».

– Ты должен сознаться, чтобы этого больше не повторилось.

Т. – тучный мужчина среднего возраста, одетый сразу в несколько кардиганов, – встал перед группой и с каменным лицом признался, что пытался покончить с собой. Это была седьмая попытка после начала программы. Таблетки, ножи – он пробовал все, что только мог найти.

– Типичный случай, – прошептал Д., наклонившись ко мне. Его теплое дыхание, отдававшее сигаретами, защекотало мне шею. – Боров жаждет внимания. Комплексы из-за папаши.

Т. утопал в своих черных кардиганах, оттенявших его бледное лицо. То, что опустошило его, осталось далеко в прошлом, но ЛД постарается это раскопать.

– Итак, кто первым бросит камень? – вопросил Смид, повернувшись к группе. – Все мы не без греха, всем нам не хватает милости Божьей.

Казалось, что одним лишь усердием можно обеспечить себе полпобеды в борьбе за образ жизни экс-гея. Ты должен захотеть перемениться, и пока твое желание не станет настолько страстным, что ты скорее умрешь, чем останешься геем, ты не сможешь пройти первый шаг – признать, что был неправ. Причина, по которой у будущего экс-гея вроде Т. не возникало желания меняться, кроется в глубоко зарытой семейной проблеме, отдалявшей его от Бога. Так сказал Смид.

– Самоубийство – не ответ, – говорил наставник. – Ответ – это Бог. Простой и ясный.

– Я совершил ошибку, – заученно произнес Т., пряча иссеченные шрамами руки в карманы кардигана. – С Божьей помощью я почувствую ценность собственной жизни.

Д. закашлялся в кулак, чтобы сдержать смех: «Это навряд ли».

Когда Т. наконец сел, мы хором сказали: «Мы любим тебя, Т.». Это было обязательное требование, правило № 9, зафиксированное в справочнике в разделе «Нормы поведения в группе»: «Когда один из членов группы заканчивает говорить, скажите ему: “Я люблю тебя, __________ ”».