Наталья Шицкая - Пелена. Собачелла

Я подслушивать не люблю, оно само как-то получается. Не уходить же, когда маме плохо. Вот я и остался. К кухонной двери ухом прислонился – ноги без тапок мерзнут, в туалет хочется, а терплю. Вдруг бабушкин чай не сработает и маме помощь моя понадобится. А я уже тут. Наверняка она из-за меня плачет. Хотя я ей много раз объяснял, как здорово мне будет в больнице, не поверила. Вообще, у меня мама такая… порыдать любит. Глаза на мокром месте, как бабушка говорит. И сейчас она ей тоже:

– Хватит рыдать, Наталка, не конец света. Образуется все как-нибудь.

Наталка! Так маму зовет только бабушка. Она ее так называла, когда мама маленькой была.

Ну, думаю, действительно хватит рыдать. Нашла из-за чего расстраиваться! Что я, не мужчина? С какой-то операцией не справлюсь? И хотел было уже зайти и сказать это маме, но она почему-то разговор на другую тему перевела, о чужих людях заговорила.

– Да ты ничего не знаешь. Он же в школу сегодня приходил к ней. Стоял за забором и ждал, когда после уроков выйдет.

– Да ну! Откуда знаешь? – это уже бабушка спросила. Тоже, видимо, про других интереснее послушать, чем про меня.

– Анька младшую дочку из школы встречала, видела.

– Соседка?

– Да, – ответила мама. – Он близко не подходил, за кустами прятался. Но, мне кажется, заметила она его. Весь вечер не разговаривает, в комнате заперлась.

– Бедная девочка! Предупреждала я, что правда откроется. Нельзя так с людьми, как в игрушки играть.

Бабушка хотела еще что-то сказать, наверняка что-то интересное про соседку, но тут я себя выдал. Точнее, меня выдал наш кот Бакс. Подошел сзади тихонько, лапой меня по ноге огрел, ну я и подпрыгнул от страха и в кухню ввалился. Глаза шальные, дверная ручка в руках. Я ее так и не отпустил. Мама и бабушка на меня смотрят удивленно, я на них испуганно. А Баксу хоть бы хны. Напал на меня и спокойно к миске пошел, слопал свою порцию и назад к лежанке. Я с ним в коридоре снова столкнулся, когда бабушка меня тапкой в спальню погнала. Ругалась, грозилась да и поддала немного, что чужие разговоры подслушиваю. Не больно, но обидно. Хотя… справедливо, конечно. Но я все равно ничего не понял, если честно. Что они там про тетю Аню говорили, кто к школе приходил и почему соседка так огорчилась. А самое главное, почему от этого плакала мама. Я до подушки добрался и сразу же про это забыл. Нужны мне их разговоры! Есть мысли и поважнее. Например, про шишку. Надо ее завтра классу во всей красе показать. А потом и папе. Ему понравится!

Утром я глаза открыл – темно за окном. И в комнате темно. Смотрю на часы на мобильнике – всего шесть с пятью минутами, а квартира уже своей жизнью живет. Мама со Светкой ругается, бабушка на кухне сковородками гремит. Значит, нервничает. Я это без проблем угадываю. Обычно бабушка тихо готовит, еле-еле кастрюльки переставляет, особенно по утрам, когда все спят, а она разбудить боится. Говорит, что утро должно начинаться с ароматного запаха завтрака, а не с шума. А тут вот… Еще и не утро даже. Так, поздняя ночь. А шум уже на всю ивановскую – это тоже бабушкино любимое выражение. Я, когда маленький был, думал, что Ивановская – это фамилия какой-то крикливой тетки. Она разговаривает шумно, вот и слышно всю Ивановскую. Мама мне потом про площадь в Москве объясняла и что наша бабушка неправильно это выражение произносит. Там про крик должно быть. Но мне моя Ивановская, которая тетка, а не площадь, нравится больше. Я с ней с самого детства. Привык уже. В общем, ругаются они, а я лежу и слушаю. Мама кричит, что он не должен был так поступать. И вырастешь – поймешь! Светка, что ей и так все ясно. И дверью хлопает. Это они, наверное, про Мирона ее. Бабушка как-то давно уже возмущалась, что она бегает по мальчикам вместо учебы и может что-то принести в подоле. Еще уши мне приказывала закрыть, будто я маленький. Про подол я, честно, не понял. Но про остальное-то ясно. Светка с этим Мироном целуется. По-взрослому! Фу, гадость! Бабушке, наверное, тоже не нравится, когда целуются, иначе так не возмущалась бы.

А тут бабушка молчит. Сковородками грохает и молчит себе. А мама голос сорвала, хрипит у Светки под дверью, просит открыть. И плачет. Тут я уже не выдержал, побежал маму успокаивать. Все, что думал про Мирона-Пирона, ей рассказал, дураком обозвал, а мама вдруг как рассмеется. Хохочет и меня обнимает.

– Мирон-Пирон! Света, мама, вы слышали? Пирон! Ха-ха-ха!

Мама от смеха аж по стеночке сползла. Села на пол как была – в юбке, в которой на работу ходит, и хохочет, надрывается. Светка из комнаты высунулась, ржет во весь голос, а сама плачет. Слезы градом катятся. Нос распух, во все лицо стал. Светка всегда по сто раз в зеркало смотрится, на носу какие-то черные точки ищет, а тут даже про них не вспомнила. Села рядом с мамой, на плечо ей голову положила, рыдает.

– Пирон, – говорит.

Бабушка из кухни с кастрюлей каши вышла, к косяку дверному прислонилась и смотрит на нас:

– Ну и семейка у меня. Мирон-Пирон, – и сама как от смеха прыснет.

Смех у нее булькающий. То ли смеется, то ли кашлять собирается. Бабушка булькает, и каша в кастрюле булькает. Как только на пол вся не выбулькалась, пока бабушка ее до стола донесла.

Так мы завтракать и сели: хохочем, ложки стучат, о края тарелок бьются, а Светка слезами кашу заливает. Манную. Сладкую. Преступление просто – из-за ерунды бабушкину кашу портить.

Доели кое-как и в школу со Светкой пошли. Она меня до крыльца довела и убежала, чтобы к первому уроку успеть. Ей от моей школы до своей минут пятнадцать топать. А я на ступеньках остался, одноклассников ждать. Не всех, конечно, а с кем подружился: Ростика, Лёву и Владу. Она у нас в компании одна девчонка. Влада как раз первая и пришла.

– Привет! – крикнула.

Даже до ворот школьных не добралась, уже кричит. И портфель снимает. Лихо так, в один щелчок. На кнопку впереди нажала, которая лямки скрепляет, плечи назад опустила, раз – и сумка уже на земле. В лужу застывшую плюхнулась. Влада посмотрела, рукой махнула.

– Побежали листья разбрасывать? – это она мне.

А меня долго упрашивать не надо. Я портфель давно снял, как только Светка ушла, и сменку рядом кинул, с ними бегать неудобно.

Порядком мы в листве искупались. Потом еще Ростик подошел, помог мне Владу засыпать по шею. Тут по-честному надо было, чтобы полностью, с руками. А Влада посидеть нормально все не могла. Машутся у нее руки, когда разговаривает, каждое слово – взмах. Как тут одному нормально зарыть! А вместе справились. Влада в листьях немного посидела да как вскочит – и давай нас обкидывать. У меня лист даже к очкам прилип. Пока отдирал, Ростик с Владой успокоились, встали рядом, начали грязь с курток счищать, с шапок стряхивать. Как-никак на уроки скоро, минут через пять где-то. Тут и Лёва прибежал. Расстроился, что мама его поздно привела и он веселье пропустил. Пнул кучу из листьев, которую мы нагребли, и говорит: