Анн Плишота - Гомер Пим и секрет одиссея

Затем пришлось вынести самый длинный в его жизни урок французского. Много раз он ловил взгляд Саша, сидевшего у окна: его приятель мучился от любопытства и тоже больше не мог терпеть. Лилу сидела впереди, и Гомер видел только ее спину и длинные каштановые волосы, собранные в высокий хвост. Она притворялась, что слушает учителя, который не нашел более увлекательного занятия, чем чтение вслух по ролям пьесы, и раздал ученикам листочки с текстом, не считаясь с их желанием в этом участвовать. Гомера утешало только одно: ему роли не досталось.

Когда бесконечный урок все-таки завершился, Саша молитвенно сложил руки, возблагодарив небеса.

Не обмолвившись ни словом, они стремительно выскочили из класса, раньше всех вбежали в столовую, набросали на тарелки, что попало под руку, и уселись за самым дальним столиком.

– Ну наконец-то, – сказал Саша, – говори же скорей, что случилось?

– Да всё Биби-Два… – начал было Гомер.

– А я-то думал, это был твой отец, ведь ты сказал, что узнал, где он!

– Дай ему сказать! – проворчала Лилу.

Гомер протер глаза, потом провел рукой по лицу. Все это сейчас казалось бредом.

– С начала, Гомер, начни с начала, – посоветовала ему подруга.

При этих словах он посмотрел на нее так оторопело, будто переживал случившееся заново. Мысли роились в голове, толкали друг друга, летая и потрескивая, как искры.

Друзья вполне могли счесть его сумасшедшим.

Ну и пусть… Он не мог дольше держать в себе эту тайну. Взволнованный, взбудораженный, еще и недоспавший, Гомер отбросил всякую осторожность и приступил к рассказу о ночном приключении.

Школьники небольшими компаниями выходили во двор, шум понемногу стихал, и столовая опустела.

Уборщицы уже торопливо и размашисто стирали со столиков и довольно скоро дошли туда, где еще сидели Гомер, Лилу и Саша, совершенно не слышавшие ничего вокруг.

– Поели? – спросила одна из них.

Никто не отозвался.

– Эй-эй, друзья, подъем! – уже громче сказала уборщица.

Гомер очнулся первым.

– Да, извините, мы сейчас уходим.

Поднявшись, он взял свою тарелку и поставил на тележку для использованной посуды. Его примеру последовали Саша и Лилу, вид у них был такой же потерянный.

– Поговорим там? – предложил он, показывая на стену, отделявшую детский сад от школы.

Скинув рюкзаки, они уселись прямо на землю – мальчики прислонились спиной к большому камню, а Лилу примостилась напротив, обхватив руками коленки.

Саша взъерошил волосы, издавая нечто вроде лошадиного ржания, а Лилу покусывала нижнюю губу, глядя на Гомера в упор.

– Итак, вы мне не верите, да? – прошептал тот.

– Да как тебе сказать… – замялся Саша. – Ты не дуйся. Я ведь не говорю, что ты заливаешь. Но вообще это, конечно, нечто!

Гомер посмотрел на Лилу, взглядом прося поддержки, ободрения. Девочка казалась внимательной и встревоженной.

– Ну что ж, если я правильно поняла, ты думаешь, что твой отец заперт внутри фильма, который он же и снимал. И теперь он – пленник мира, сотворенного им самим, – сказала она, чтобы разрядить обстановку. – Да, – ответил Гомер совсем тихонько, сам сознавая всю нелепость своего открытия. – И не только он – еще и Раймон.

Лилу теперь поглядывала на него с опаской. Саша уже не скрывал беспокойства – его правая нога так и подскакивала. У него это означало высшую степень волнения. Гомер почти читал их мысли.

– Знаю, это кажется безумием, но клянусь вам, я не спал! Я на самом деле был там, в этом цирке, и даже унес оттуда вот эту пуговицу!

Он потряс перед ними пуговицей с того пиджака, что был на нем прошлой ночью, тут же сообразив, что для доказательства этого маловато. С тем же успехом он мог найти ее в монтажной студии или где-нибудь еще. Как и билет – обрывок пленки…

Гомер вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Разочарованные взгляды друзей заронили сомнение в сердце. А вдруг друзья правы: исчезновение отца расстроило его до такой степени, что рассудок не выдержал, и теперь он готов поверить во что угодно, лишь бы не потерять надежды.

Он глубоко вдохнул и выдохнул, не задерживая дыхания. Плечи опустились. Гомер не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким несчастным.

Сидевший рядом Саша нахмурился. Он, видимо, был искренне удручен тем, что не в силах поверить ему на слово. Он бы с радостью, но… нет. Саша толкнул Гомера локтем, это было принято между ними и означало, что из-за незначительного приступа безумия их дружба ничуть не пострадает.

А вот Лилу что-то быстро соображала, прищурившись, изучая пуговицу, которая все еще была у Гомера в руках.

Вдруг она подняла голову, будто внезапно проснувшись.

– А помните того парня, который приходил к тебе тогда?

– Жорж Финк? – подхватил Гомер.

– Да. Ведь ты говорил, что он был актером в фильме твоего отца?

– Ага, он играл Телемаха. Потому и сдвинулся, вообразив себя этим персонажем.

– Так… так-так-так-так… – повторила она, барабаня пальцами. – А твой отец? Он только ставил фильм или тоже играл в нем?

– Он играл Одиссея, – ответил Гомер, – но эта роль маленькая, потому что фильм в основном про Телемаха в поисках отца – Одиссея, плавающего по морям.

Лилу снова погрузилась в раздумье, к великому огорчению Саша: он не мог понять, куда она клонит. Гомер внутренне молил, чтобы она пришла к тем же выводам, что и он сам.

– А помните, – продолжала Лилу, – Жорж Финк рвался в студию, крича, что его родители Одиссей и Пенелопа и что они там, «по ту сторону»?

– Да он просто слишком вжился в роль… – заметил на это Саша.

– А что, если это была не роль? – предположила Лилу.

Внезапное чувство, к которому привели девочку размышления, заставило ее черные глаза лихорадочно заблестеть, а щеки – порозоветь. Гомер же чувствовал, что череп вот-вот расколется надвое. Все его ночные приключения сходились в одном объяснении – безумном, ирреальном, невероятном. И всё же…

– Уверена, что и ты думаешь о том же, – поддержала его Лилу.

Тут Саша вспылил.

– Да расскажите же, наконец! – вскричал он. – Что касается меня, то я не понимаю ничего!

Саша обладал практичным умом, любил конкретность, предпочитал все осязаемое. Зато Гомер отличался мечтательностью, а Лилу – изобретательностью. Каждому свое.

– Что, если реальность слилась с вымыслом? – произнес Гомер.

– Как это? – удивился Саша.

– Если актеры превратились в персонажей фильма… Об этом Гомер думал с тех пор, как очнулся, и теперь вздохнул с огромным облегчением: все наконец было высказано. Однако, произнесенная вслух, эта гипотеза выглядела еще безумнее.

– Погоди-ка, ты хочешь мне сказать, что твой отец и Жорж Финк могли стать Одиссеем и Телемахом? Настоящие живые люди превратились в персонажей фильма?