Елена Попова - Ворона для Царя

Царь, конечно, гаденыш, но всегда притягивал девчонок, как магнит. Он красивый, глаза голубые, волосы светло русые, и всегда взъерошенные на макушки, словно он только что снял мотоциклетный шлем. Высокий, предпочитает спортивную одежду, и особенно любит кепки, которые ему очень идут.

В прошлом году, прямо на крыльце школы, из-за Царя подрались две лучшие подруги. Они обе хотели с ним встречаться. Маячили около него в школе, у «игровых автоматов», пасли его у школьного подвала, где был расположен тренажерный зал. Царь занимался там почти каждый день после уроков. В итоге с одной из них он начал встречаться, а вторая слетела с катушек из-за ревности и набросилась на подругу. Парочка рассталась уже через месяц, а когда-то лучшие подруги так и остались врагами.

Наконец-то вышел Юрка. Весь красный, как будто его по щекам нахлестали, глаза испуганные. Я видела, как тряслись его ноги, когда он спускался по ступенькам.

– Не х-ходи за мной, Лю-лю-ська, не х-ходи, – не глядя в мою сторону, сказал Юрка и прошел мимо. Я догнала.

– Юр, ты чего? Тебя там что, били на классном часе?

– Нет, но с-сейчас, н-наверное, будут. И тебе п-попадет, если за мной пойдешь, д-дура! Отойди от меня!

– Никуда я не пойду! Вот еще! Своих не бросают!

– Эй, Фома! А ну стой! – послышалось сзади.

Я только успела обернуться и увидеть как на крыльцо вывалилась компания Царя, Юрка схватил меня за руку с криком: «Бежим, с-скорее!»

За нашими спинами послышался вист, крики и топот.

Мы петляли дворами. Из-за меня приходилось останавливаться. Я не могла бежать в ужасно тесных туфлях. Наверное, бегать с привязанными к ногам утюгами было бы куда проще. И я сто раз вспомнила маму нехорошими словами.

В одном из дворов остановились отдышаться. Юрка присел, выглянул из-за угла дома, резко соскочил на ноги, схватил меня за руку и мы снова уносили ноги.

– Спалили! – пыхтел Юрка.

– Зачем ты им нужен? – задыхаясь, спрашивала я на бегу.

– Да п-погоди ты! Н-надо сначала о-оторваться.

Мы побежали в рощу. Спустились к говнетечке, так мы называли узкую реку, и укрылись за деревьями.

– Тут нас не видно, – держась за живот, быстро дышал Юрка.

– Теперь-то расскажешь из-за чего эта погоня? – снимая туфли, спросила я.

– Видела Машка Ромашова ревела на линейке?

– Она и в классе ревела из-за своей цепочки.

– У нас в к-классе тоже на доске о-объявление н-написали: «М-маша Ромашова п-потеряла цепочку. Нашедшему п-просьба вернуть». А Царь в слове цепочка, букву «п» на «л» исправил. Весь класс у-угарал. Класнуха весь классный час к-кричала, спрашивала, кто это сделал, но Царя н-никто не заложил. А я на п-перемене Леху Белякова в-встретил из одиннадцатого «А» и рассказал ему, про то, что Царь сделал. И не з-заметил дурак, что прямо за нами ди-директриса шла и уши г-грела… В итоге Царя к ней в к-кабинет вызвали. Тот видимо отрицал, что это он букву исправил, так м-меня свидетелем позвали… Там-то я и подписал свой с-смертный п-приговор…

– Во дела-а-а… Фомичев, ты хоть понимаешь, что ты теперь стал его личной игрушкой на весь учебный год! В том году он Андрюху из нашего класса гнобил. Бедняге пришлось после второй четверти перейти в другую школу. А теперь тебя травить будут…

Мне было искренне жаль Юрку. В школе никто не хотел становиться жертвой Царева. А теперь этой жертвой станет мой лучший друг.

Но тогда я еще не знала, что я останусь крайней во всей этой истории. Что мне одной придется выживать и пройти через десять кругов ада. Это будет только моя война. И она началась, едва мы успели отдышаться.

– И кто же, кто же, у нас тут прячется? – послышался голос.

Мы с Юркой одновременно обернулись и увидели Царя. А за ним его свита, человек пятнадцать, не меньше.

Я не помнила, в какую минуту закончился тот кошмар. Как добралась до дома. Как вообще выжила после всего, что с нами сделали эти звери. Царь разбил пивную бутылку, схватил меня за хвост и через пару секунд на траву упали мои белые волосы. Он отрезал их горлышком. В мою белую блузку летели комки грязи, я стояла на коленях и со слезами умоляла их отпустить Юрку. Ему несколько раз ударили в живот ногами, пинали даже тогда, когда он лежал на земле свернувшись калачиком и стонал от боли. Эти гады не знали правила «Не бить лежачего». У Царя были свои правила: не бить по лицу, чтобы взрослые не видели следов от побоев, и как следует припугнуть, чтобы не посмели настучать родителям или учителям.

Помню, как на Юркину голову обрушили рюкзак, из которого высыпались учебники. Царь поднял их, и бросили в речку со словами: «Сегодня только первое сентября, ребятки. Всё интересное у нас впереди!»

Когда банда Царя смеясь и улюлюкая ушли, я, утопая в грязи, пробралась к речке за учебниками, а не то Юрка был совсем плох. Благо, учебники приземлились у самого берега, и их не унесло течением. Но все равно они здорово вымокли: набухшие корочки, страницы сырые, волнистые.

Спустя минут двадцать побрели в Юркин двор. Нам на встречу шли нарядные школьники и смотрели на нас как на пришельцев: моя белая блузка была вымазана грязью, туфли из белых превратились в коричневые. Юрка был не лучше: его черные брюки как будто окунули в грязь, а на синей рубашке не хватало нескольких пуговиц.

Около часа мы просидели на скамейке в его дворе и приходили в чувство. Потом отправились к колонке на углу Юркиного дома, почистили его одежду. Мою чистить было бесполезно.

Мама обедала, когда я пришла домой. После ночной смены она обычно спала часов до трех, а сегодня проснулась раньше, и мне не удалось проскочить в свою комнату незамеченной.

– Ты где так вымазалась? – крикнула она, глядя на меня с кухни.

– Мам, тут такое было, – начала я. Мама выскочила изо стола и с красным от ярости лицом подошла ко мне.

– Да ты хоть знаешь сколько денег я потратила на эту блузку? – прокричала она мне в лицо. – Ты что, их сама лично заработала? – мне прилетело по затылку. Я промолчала, что деньги были не ее, а бабушкина пенсия. – Мерзавка неблагодарная! Соплячка! – она схватила меня за руку и потащила в мою комнату, толкнула к кровати. Я сквозь слезы видела, как она вытащила ремень из моих джинсов, а потом избила меня им.

В последнее время я не кричала от ударов, и, кажется, даже не чувствовала боль. Иммунитет. Вся боль и свежие раны были в душе. Когда ты, живя в огромном мире, где много-много миллионов людей, не знаешь к кому бежать за помощью. Не знаешь, кому выплакать всю свою боль, кто тебя выслушает и пожалеет. А ведь именно для этого и существуют родители, не так ли? Любой ребенок нуждается в их поддержке и внимании. Но после того как из нашей семьи ушел отец, мама меня возненавидела. И всякий раз говорила: «Ты такая же, как твой отец!», «У тебя его взгляд. Не смотри на меня!».