Ким Грушницкий - Твои потухшие глаза

Эта боль с каждым разом душила меня всё сильнее и сильнее, присутствие каких-то людей не спасало. Я не мог с ними общаться. Просто не мог. Я не мог снова стать обычным и с жизнерадостной улыбкой плестись в школу. Я больше никогда не смогу жить? Никогда? Так зачем мне существовать? То есть, я окончательно решил? Думаю, что да. Ответ очевиден. Но это будет завтра – тяжёлые веки захлопнулись в процессе моих размышлений.

Кто-то опять входит в квартиру. Но зачем? Неужели так и не поняли, что я так и не смогу с ними общаться, что в их присутствии нет никакого смысла.

Кто-то приближается к моей кровати. Все стало таким незначительным, что нет смысла поднимать голову.

– Добрый день, – совершенно незнакомый голос. Отворачиваюсь, чтобы показать субъекту, что не имею никакого желания общаться с ним, – я Марина Ильина. Работник социальной службы.

Ее слова пролетали куда-то вне меня. Она всё болтала и болтала. Мое безразличие начинало пугать даже меня.

– Вы будете определены в шестнадцатый детский дом, – а вот эта фраза надолго закрепилась в моей голове. «Разве может быть хуже?» – раньше думал я. «Пожалуй, может» – сам ответил на свой вопрос.

Она говорила что-то об имуществе, о моём совершеннолетии. Но, казалось, это всё так неважно.

– Завтра я приеду за тобой, так что будь добр, собери все необходимые тебе вещи.

– Зачем?

Я действительно не понимал, зачем. Зачем за мной приезжать? Стоп, она что-то про детский дом говорила. Неужели, я серьёзно туда попаду? Только не это! За что? Почему именно я? Почему я должен через это проходить?

Сон – лучшее лекарство. В этом я убедился на собственном опыте.

Опять каша. Опять мама. Не могу. Больше не могу. Это окончательно сводит меня с ума! Это предел.

– За что, мама, за что? – Я упал на колени перед её искалеченным телом.

– А ты сам не понимаешь? Ты убил нас! – Это как кинжал в сердце, который постоянно подкручивают, чтобы увеличить и так гниющую рану.

– Прости, прошу, прости.

– Думаешь, мёртвые умеют прощать?

Не могу сказать, как долго я ревел на коленях. Как же я жалок.

«Прошу, остановите жизнь, я устал, я больше не вынесу!» – я стал орать во всё горло.

Я услышал тихое шуршание крыльев. Что это? Я обернулся, чтобы увидеть то, что так заинтересовало меня.

Там стоял ангел. Ангел из плоти моего отца. Над головой не было нимба, но по его виду, можно было узнать достаточно информации, чтобы так полагать.

– Еще не твоя остановка! Живи, – он прошептал мне на ухо и исчез, в отличие от моих слез, плавно стекающих с лица и падающих на холодную мятую одежду.

Впервые за эти дни стало легко. Впервые мне стало чуть спокойнее. Впервые, я почувствовал, что у меня есть надежда. Но счастье не было долгим.

Чьи-то замёрзшие руки активно пытались привести меня в реальность.

– Что за? – Я вскочил с кровати.

– Разговариваешь? Уже прогресс, – пробурчала женщина заинтересованным голосом.

– Регресс, блин. Что вы тут делаете?

– Я же предупреждала тебя вчера!

– Ничего не знаю, вы свободны, – признаюсь, раньше я не был так груб.

– Да что ты себе позволяешь? – Её возмущение стремительно росло, – надеюсь, завтра ты будешь готовым, я не собираюсь приезжать каждый день!

Родители. Я уже о них забыл? Разве я мог? Каждую секунду мой разум прокручивал их образы, не давая восстанавливаться ни морально, ни физически.

Я все так же неподвижно лежал, смотря сквозь потолок. «Живи» – эхом откликалось в моей голове. Это слово позволяло жить моей маленькой надежде где-то в глубине. Может этого я ждал все это время? Может я нуждался в том, чтобы мне хоть кто-то это произнес?

Мама, папа. А вы сейчас в раю? Интересно, как там? Но, знаете, я больше туда не тороплюсь.

Стоп. Как я мог забыть? Похороны. Ведь всегда есть похороны? Как такое вообще можно забыть? Идиот!

Весь в поту я вскочил с кровати и побежал к телефону. У отца был знакомый нотариус. Он то мне сейчас и нужен.

Я набрал номер и попросил его приехать.

Долго ждать мне не пришлось. Спустя минут двадцать я услышал звонок в дверь.

– Добрый вечер, – произнёс высокий статный мужчина лет тридцати пяти в бежевом костюме, пожимая мне руку.

– Добрый, – я пожал руку и пригласил его в гостиную, чтобы обсудить нашу ситуацию.

– Я соболезную твоей утрате, твой отец… – Вот только этого мне сейчас не хватало. Каждое воспоминание вызывала бурю эмоций, стало жарко и холодно в тоже время. Я кое-как держался, чтобы не разреветься прямо тут.

– Не будем тратить время впустую. Похороны, нужно же организовать похороны? – Перебил его я.

– Ах, ты об этом? Они уже прошли, неделю назад.

– Как? Откуда же деньги? – Вероятно, я совсем потерял счет дням.

– Ну, у твоих родителей было завещание. В нем также сделано завещательное возложение.

– Что? – Я не мог поверить своим ушам. Они же были так молоды! Как можно думать о смерти в таком возрасте?

– У них был отдельный счет в банке, который был создан для подобных расходов.

– А я? Что дальше? Детский дом?

– Да, – виновато опустив глаза, прошептал он.

– Другого варианта развития событий нет?

– Нет, ты еще слишком мал даже для эмансипации, – последняя надежда угасла, – и да, они оставили тебе наследство, как единственному наследнику. Но, к сожалению, ты не можешь воспользоваться им до своего совершеннолетия.

Я молчал. Наследство – последнее, что меня сейчас интересовало.

– Квартира и сумма, необходимая на твоё обучение.

– Я могу попросить отвести меня к ним на могилу? – Еле сдерживая слезы продолжил я.

– Да, конечно. – После минутной паузы он продолжил. – Завтра, после обеда, будь готов, – я не стал уговаривать его поехать сегодня.

Комната вновь погрузилась в тишину, так привычно разъедающую мой мозг. Точнее, его остатки. Я обдумывал все возможные ситуации. Могу ли я жить у друзей? Вероятно, нет. Разве могу я их обременять? По закону хотя бы до 16 я должен быть под присмотром сначала опекуна, а после 14 попечителя. В детском доме нужно будет продержаться всего немного.

– Тогда у меня есть просьба, – он внимательно всмотрелся в моё лицо.

– Какая, – достаточно громко промолвил он. Даже слишком громко для моего нетрезвого сознания.

– Не хочу больше видеть этот город, могу я выбрать детдом как можно дальше? И, пусть данные о том, где я, в каком детдоме не будут доступны никому, – я поднял глаза на него.

– Я уточню это у социальной службы, но, мне кажется, с этим не должно быть проблем. Будь готов в три, а после я отвезу тебя в детский дом. Извини, но я ничего не могу с этим поделать.

– Вам не за что извиняться, – я даже попытался изобразить что-то похожее на улыбку.

– Хоть мы и не были близко знакомы, но я успел узнать достаточно, чтобы смело говорить, что они были хороши людьми!