Кристин Хэмилл - Лучшее лекарство

Все эти дела с безответной любовью – жутко замороченные. И очень долгие. Семь страниц длиной, если быть точным. К сожалению, я и без очков могу читать прекрасно, и это было невыносимо. Всё, в чём я нуждался, так это в каких-нибудь «Простых советах для безответно влюблённых», желательно, чтобы советы были разбиты на короткие пункты. Но вместо этого я получил пространный и довольно бессвязный рассказ о давно умерших людях.

Всего там было три стихотворения. Первое – от парня по имени Китс [6] Джон Китс (1795–1821) – знаменитый поэт-романтик, классик английской литературы. , и называлось оно «Ода к соловью». Мне название не понравилось. Слушайте, ну птица же и не должна отвечать взаимностью человеку, нет? Впрочем, начальная строчка оказалась довольно многообещающей:

От боли сердце замереть готово, и разум – на пороге забытья… [7] Перевод Евгения Витковского.

М-м-м, неплохо. Я бы только чуть поменял слова. Я поёрзал на унитазе.

От боли попа замереть готова, и бёдра – на пороге забытья…

Миссис Грей то и дело говорит нам искать параллели со своей жизнью в работах великих авторов. Думаю, мой подход её бы впечатлил.

Я прочитал стихотворение до конца, но оно с тем же успехом могло бы быть написанным на суахили: ни черта не понятно, о чём в нём речь. Поэтому я не стал разбираться со следующими семью четверостишиями, а раз их было всего восемь, то с Китсом на этом закончил. Следующий на очереди – Гилберт Кто-то-там или Кто-то-там Гилберт [8] Сэр Уильям Швенк Гилберт (1836–1911) – английский драматург, поэт и иллюстратор. . Точно не помню, потому что никаких упоминаний Люси в его опусе не обнаружилось, и я отбросил этого Гилберта в сторону. Шикарно – с двумя разобрались, остался последний.

Перевернув страницу, я сразу понял: Люси. Вот она.

Написал некто по фамилии Вордсворт. «Подходящее имя для поэта» [9] Уильям Вордсворт (1770–1850) – английский поэт-романтик. В фамилии Вордсворта содержится слово «word», которое переводится как «слово». , – подумал было я, но быстро разочаровался. Вы бы видели этот текст! Он длился и длился, страница за страницей. Я-то полагал, что вся фишка поэзии в том, чтобы уместить идею на одной страничке! Чувствуя себя обманутым, я всё-таки решил прочитать это стихотворение.

Какие тайны знает страсть!

Ух! Этот кусочек действительно обращался ко мне, потому что я и правда скрыл и от Люси, и от Энга, что однажды в столовой так засмотрелся на Богиню, что мангово-гранатовый смузи попал мне не в то горло, и чуть там же не умер.

Остаток стихотворения ко мне уже не обращался – или я просто не понял его послания. На сколько я смог разобраться, это была история о каком-то парне, который едет верхом мимо дома своей возлюбленной, окутанный лунным светом, и думает: «ОМГ! А что, если она, типа, померла?» Я уже решил было, что Вордсворт был малость недалёким: ну кто в здравом уме воображает, будто его девушка без видимой причины мертва? Но потом я наткнулся на вот эти строки:

Конечно, я не знаю тебя, Вордсворт, но вообще это чисто сталкерство. Если бы я пробрался к дому Люси лунной ночью и сновал бы у неё под окном, она бы, несомненно, вызвала полицию. И ещё одно. Вордсворту стоило бы поучиться строить предложения. Писал бы если задом наперёд я, убила бы меня учительница. И становилось только хуже: чем дальше я продвигался, тем меньше понимал. Мои ягодицы словно прилипли к сидушке и начали неметь, а ведь миссис Грей ещё меня расспросит об этом (о стихах, не о заднице), и… Помогите!

В этот момент зазвонил телефон. Энг. Представляете? Стоит только позвать на помощь – и она тут как тут!

– Да ты медиум, что ли? – воскликнул я.

– Почему это? – удивился он. – Тогда б я куда больше знал обо всём.

Он жевал какие-то печеньки. Хруст выдавал его с головой. Еда – любовь всей Энговой жизни. Я про это особо не говорил раньше, потому что вообще-то Энг беспокоится о своём весе и мне не хочется привлекать к теме лишнее внимание. Мне показалось, что мама стоит прямо за дверью, так что я понизил голос.

– Нужна твоя помощь, – прошептал я в трубку.

– Ты чего шепчешь? – спросил он.

– Потому что я сижу в туалете.

– Тьф-ф-фу! – простонал Энг. – Ты мешаешь мне есть.

– Энг, – взмолился я. – Ты должен мне помочь.

– Ты хочешь, чтобы я приехал и вызволил тебя из туалета?

– Бесючие стихи, – проговорил я, игнорируя его чавканье.

– И мне что с этим делать? – промямлил он сквозь печенье.

– Объяснить их.

– Я что, главный спец? Я ж не поэт.

– Ты был здесь, ну, то есть в школе, в тот день!

– И что? Я уже был здесь, когда появился на свет, но не помню об этом вообще ничего.

Спорить с подобной логикой бессмысленно, так что я и не стал спорить.

– Ты же говорил, что этот стих о Люси был хорошим, – я попробовал надавить на чувство вины.

– Не-а. Я сказал лишь, что он был о ком-то по имени Люси.

– Энг. Ты точно говорил, что там про безответную любовь.

– Да нет же. Я рассказал, что мы читали стихотворение о безответной любви, а потом ещё стихотворение о ком-то по имени Люси. Какое из них какое, не знаю. Было ещё третье, но о нём в моей памяти ни следа.

– Задница болит, – сказал я.

– Правда? По-моему, такой стих я бы точно запомнил.

Мне показалось, что Энг знает о поэзии не больше меня.

– Послушай. Приканчивай там своё печенье и сосредоточься. О чём было стихотворение про Люси?

– Да кто его знает.

– Напрягись! Это важно.

– Окей, – Энг громко сглотнул. – Я думаю , миссис Грей объясняла, что Вордсворт писал стих о природе любви или чего-то в этом духе. И он ещё с ума сходил по Люси, но она может быть вымыслом, он тупо её придумал как символ или чего-то такое.

Символ!

– Ты что, имеешь в виду, что её не существует? – В тот момент я потерял всякую веру в Вордсворта. Ну кто будет придумывать себе девушку, чтобы она была символом чего-то! В трубке снова раздалось жевание, Энг будто не осознавал всю важность ситуации, и мне хотелось его задушить. Может, он просто ничего не понял! – Чёрт возьми, Энг! – вскрикнул я. – Да помоги же мне!

Видимо, я и вправду громко выкрикнул эту фразу, потому что мама быстро поднялась по лестнице и принялась стучать в дверь. Я так испугался, что чуть не обмочился. Впрочем, проблемой бы это не было: я же сидел на унитазе – но всё-таки лучше держать свой мочевой пузырь под контролем, верно?

– Филип, у тебя всё в порядке? – спросила она через дверь. Голос у неё был встревоженный.

Ну серьёзно, а что со мной может произойти в туалете?

– Пусти меня, – проскрипела она.

Напоминаю: мне двенадцать, даже почти уже тринадцать. Помощь с унитазом мне определённо не нужна.